Приключения порученца, или Тайна завещания Петра В - страница 58
– О, государь, не прогневайтесь, ради бога, я сей час же уйду, если только позволите мне как-то оправдать свое присутствие и нашу…, столкнувшись с равнодушным стеклянным взглядом чёрных глаз, она осеклась и стала быстро напяливать на себя одежды, корсеты, бельё, юбки, блузы….. Гаврила продрал свои пьяные глаза, прекратил храпеть, вскочил, вытер потное лицо рукавом кафтана и, повернувшись к царю, пропел своим тоненьким голоском:
– Ваше величество, позволь, я мигом, я щас, секунд дело… Он кинулся к умывальне стоящей в дальнем углу опочивальни, зачерпнул ковш холодной воды и поднёс Петру. Пётр сделал пару глотков, остаток вылил себе на голову, пошёл в угол, расстегнул подштанники и смачно помочился. Мочился он долго и со стоном, нестерпимая резь в члене и правом боку, говорили о тяжёлом хроническом заболевании, которое государь отмечал у себя уже не первый год. Ни воды, ни ртутные препараты не помогали, да ещё эти гулянки… Когда процесс опорожнения был закончен, Гаврила и денщик – прапорщик Николай Свищёв, огромного роста гренадёр, почти с Петра ростом, но гораздо шире в плечах, настоящий богатырь, стали одевать государя. Баба вчерашняя, уже одетая и нарумяненная стояла и чего-то ожидала. Пётр полез в карман, достал 20 гульденов и не глядя, протянул ей. Она отвесила реверанс и беззвучно удалилась. Через полчаса одевание было закончено и Пётр поднялся по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж гостиницы, где у него был оборудован кабинет и приёмная.
Уже без малого месяц торчит он без дела в Антверпене и ждёт приглашения регента Филиппа Орлеанского, нанести официальный визит маленькому мальчику, будущему правителю Франции. Приглашения всё не было и не было, но Пётр решил быть твёрдым и добиться своего. Ему, победителю Гангута, верховному адмиралу всевропейского балтийского флота, равного которому ещё не знала история, не могут отказать в официальном визите. А Франция была ему ох, как нужна сейчас. Пётр постепенно терял союзников в Европе. Видя его непомерное военное усиление, его энергию и неудержимое стремление повелевать, не остановленное даже Прутским конфузом, и, даже, несмотря на разоблачение этого шведского интригана Герца, Дания и, особенно, Англия, начали лавировать и уклоняться от прямых союзнических военных обязательств своих. Чего стоит отказ от совместных действий флота под его, Петра, командованием. Надо бы поменять ориентиры, найти новых союзников, расколоть французско-шведский альянс.
Однако на утро у него назначена встреча не политическая, но встреча, которой Пётр предавал очень большое значение, встреча с мистером Гриффитом, Мистер Гриффит слыл непревзойдённейшим мастером аглицкого кулачного бою, называемого бокс. Этот бой довелось Петру увидеть однажды на адмиральском судне, где аглицкие матросы и офицеры коротали время искусством мордобития, в чём весьма преуспели и запросто накостыляли самым богатырским русским морякам. Любопытный до всего нового, Пётр желал воочию увидеть это искусство, и, если господь дозволит, освоить его. Ежели оно покажется ему полезным, то внедрить его в армии, для большей силы и непобедимости русского воинства. А то ведь как было-то? Под Полтавой, когда шведы рванули в последнюю отчаянную штыковую атаку, русские, имея все преимущества, и в числе, и в пороховом запасе и в позиции, смутились рукопашному натиску шведов, устрашились их штыков, шпаг и кулаков, гибли десятками, не умея дать надлежащий отпор, шведы ломили неудержимо, побеждая в каждой схватке. И русские богатыри стали пятиться, казали спину, угроза второй Нарвы нависла над всем русским воинством. Хорошо, что государь преодолел тогда липкий страх, взъярился и самолично кинулся в рукопашную, круша супостата, как сорную траву, как Александр Великий в битве при Гавгамеле, как Ахиллес под Троей, как бич божий над головами грешников, чем вдохновил и увлёк солдат своих в неудержимую атаку. Шведы в тот момент смутились, не выдержали напора русского царя и всей его рати и ретировались. Но негоже ведь государю Великой державы самолично ходить в атаку. А вдруг убьют, али ранят? Всему великому делу тогда конец придёт. Нет, русский солдат должён быть и духом крепок и боевым умением своим силён и неодолим.
Пётр подошёл к бюро, и в ожидании визита решил сделать несколько писем.
Во-первых, надобно отписать Румянцеву, что бы тот выследил, где в данный момент находится беглый царевич, где он прячется, и что б не спускал Румянцев с него глаз, ничем себя не проявляя. Далее надо было отписать в Петербург Абраму Петровичу, чтоб немедля прибыл он в Париж.
В последнее время царевич Алексей Петрович был главной заботой царя и нестерпимой головной болью. Горькая, неизбывная тоска обманутого и обида от вероломного предательства материализовалась в нём, в его сыне, которого Пётр ненавидел, презирал и боялся. Всю жизнь свою старался Пётр преодолеть в себе это чувство, чувство обиды, подозрений и позора. Ненавидел он Прасковью, жену свою. Он и в молодости-то, по первоначалу даже, не выносил её запаха, её коровьего мычания и сопения, когда он, как молодой жеребец, наваливался на неё, вонзая в неё свои могучие чресла, а она не могла даже в минуты близости, преодолеть в себе отвращения к нему, к Петру, государю российскому, не могла пересилить в себе физического отвращения и стыда. Лежала, как бревно, как колода, закрыв лицо красными огромными ладонями, источая мерзкую смесь запахов жареной рыбы, чеснока и ладана. Тело её – всё в мелких пупырышках, каких-то родинках, кожа нечистая, сиськи, как орешки, маленькие, твёрдые, сама вся костистая, ступни, как у гренадёра… И за что это ему от матери такое выпало наказание, за какие такие грехи?
