Так громче музыка играй победу! - страница 68
Кстати, «Кагул» обстрел форта продолжил, и положил очередную серию уже непосредственно перед бруствером. Пока никто не пострадал, но землёй и камнями турецких артиллеристов посыпало здорово.
Самолёт того времени скорость имел относительно скромную… Но достаточно приличную, а если учесть, что классическое ускорение свободного падения с каждой секундой будет всё сильнее разгонять сброшенную с него стальную стрелку (флештту), то можно представить какую скорость наберёт она перед самым падением на землю… Но звук всё равно быстрее…
Турецкие артиллеристы, услышав, что в облаках «многоголосо засвистело» стали испуганно задирать головы к небесам. Казалось, что какой-то хор ангелов глубоко вдохнул и стал исполнять на одной звенящей ноте унылую, но грозную мелодию…
А потом застучало стрелками по земле и по брустверу, зазвенело по железу орудий и лафетов, из груди стоявшего рядом с Джамилем дальномерщика с фырканьем и струёй крови вырвалась очередная флештта, и тот, взмахнув руками, ничком рухнул на песок.
Всего убило пятерых на всей батарее. Из шестидесяти человек, находившихся у пушек, но главное было не это, а тот ужас, который родился среди артиллеристов форта перед неотразимой атакой с небес. И когда в неё вышел второй русский аэроплан, когда снова засвистело сверху, расчёты без команды бросились в снарядные погреба. Но входы туда были достаточно узкими, и не могли мгновенно пропустить под защиту бетонных сводов всех желающих спастись от стального ливня — тела ещё семерых турецких артиллеристов прошило стрелами когда они пытались укрыться от смерти пришедшей из облаков.
Когда же юзбаши удалось вернуть своих подчинённых к пушкам, уже начали пристрелку русские броненосцы. Сначала рядом с бруствером падали и взрывались единичные шестидюймовые снаряды, а чуть позже главные силы Черноморского флота загрохотали всем бортом. И словно открылись врата Ада.
Процент попаданий был относительно невелик, но каждый шести-, восьми, или двенадцатидюймовый снаряд упавший и взорвавшийся внутри периметра форта сеял вокруг смерть и разрушение в невероятных масштабах.
— Ваше высокопревосходительство, с аэропланов передают, что турки огонь прекратили…
— Я и сам вижу, что прекратили. Что ещё?
— Около полутора десятков человек уходят из форта.
— Прекратить огонь! Аэропланам вернуться на 'Николая'. Берём курс к мысу Узуньяр.
Броненосцы стали последовательно поворачивать за 'Евстафием', и имелось ещё около часа до вступления в огневой контакт с последними укреплениями, защищавшие вход в Босфор с севера.
— Как думаешь, Константин Андреевич, кого ставить на место Покровского, упокой Господи его душу?
— Можно и не думать — не нам решать. Я, когда был в Ставке, поговорил с Ниловым. Так вот: на Балтике просто очередь организовалась перевестись к нам, на Черноморский. Негласная, конечно, но реальная — все жмут на все педали влияния своих родственников и друзей, чтобы попасть к нам, за орденами, чёрт побери! И им до Петрограда ближе… Так что уж на место начальника минной дивизии желающие наверняка найдутся…
— Да? Неудобно перед Николаем Оттовичем — всегда его уважал, а тут получается, что я его лучших офицеров переманиваю.
— Эссен разумный человек и прекрасный адмирал — уж он-то поймёт, что это не вы строите интриги…
— Разрешите доложить, ваше высокопревосходительство! — к беседующим адмиралам подошёл флагманский артиллерист Колечицкий.
— Слушаем вас Дмитрий Борисович.
— Радио из Севастополя:: 'Испытания бомбы 'Василиск' прошли. Результаты превосходные, — старший лейтенант просто лучился от удовольствия.
Плансон удивлённо посмотрел на командующего.
— Благодарю вас, можете быть свободны, — отпустил командующий флагарта. А своему начальнику штаба скупо бросил: 'Позже!'.
Андрей не был химиком, но пиротехника и любые ярко горящие процессы, или процессы протекающие со взрывами всегда завораживают сердце почти любого мальчишки Хоть на время. Юный Киселёв исключением не являлся, и, конечно, интересовался составами различных 'смертоубийственных' смесей. В том числе и знаменитым напалмом. Всё необходимое для его получения имелось, да и никакой специфической химической экзотики не требовалось, так что изготовление 'липкого огня' произошло без особых проблем. Чуть больше пришлось провозиться с изготовлением подходящей бомбы — носителя, причём, разумеется, все работы проводились в обстановке строжайшей секретности: из штаба командующего только флагманский артиллерист был посвящен в суть вопроса. Даже своего начальника штаба и флаг — капитана Андрей посчитал информировать излишним и ненужным.
Но теперь, когда испытания прошли, можно было ознакомить с идеей зажигательных бомб и своего ближайшего помощника. Заняло это совсем немного времени — получаса, пока флот следовал от Кили к мысу Узуньяр вполне хватило. Плансон слушал своего начальника внимательно, и особого воодушевления по поводу свежеузнанной информации не испытывал.
— Позволю себе усомниться в большой полезности данного нового боеприпаса конкретно для флота. Вероятно, будет разумно переслать рецептуру и чертежи в Ставку. Думаю, что в сухопутных сражениях и, особенно при осадах крепостей, эти бомбы окажутся как нельзя кстати.
— Вот как раз этого мы делать не будем. В полевых боях необходимо массовое применение подобных 'зажигалок', а у России для этого не имеется достаточного количества аэропланов. Пока. Но любая неразорвавшаяся бомба немедленно окажется в руках великолепных немецких химиков, и со своим промышленным потенциалом, уже Германия зальёт огнём с неба наши войска. А так — мы слегка… — С языка Андрея чуть не сорвалось: 'покошмарим', — испугаем артиллеристов султана, и создадим на босфорских батареях и фортах нужное настроение… Однако, мы подходим… Приготовиться к открытию огня!
