Река вечности - страница 37
Он встряхнул увесистый мешок.
– Дурни! – возмутился Аристомен, махнул рукой себе за спину, – там силы свежие стоят, пока вы тут трупы обираете! И ещё по вашу душу вороватую идут!
– Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнул фракиец с ромфайей.
Аристомен застонал и выразился семиэтажно, помянув чью-то мать, прелести блудливых лесных девок и охочий до них сатиров приап. Закончил невнятно про Тартар и тамошних сидельцев.
– Ладно, отпусти его, – распорядился начальник, – а ты, парень, лошадку-то поберёг бы. Гнать будешь, царя точно не догонишь.
Аристомен его уже не слушал.
– Хей! Пошла, родимая!
Фракийцы смотрели ему вслед.
– А вы ноги уносите! – донёсся до них крик удаляющегося разведчика.
– Проведать решил? – презрительно усмехнулся Аттал, поглядев снизу вверх на Лисимаха, – неужто царь так за меня переживает?
Сын князя Лангара сидел на земле. Рядом лежало обугленное бревно, но Аттал побрезговал пачкать об него свой дорогой нарядный плащ.
Подле стояли четыре невозмутимых щитоносца, а чуть в стороне толпились десятка два агриан, поглядывавших на своего бывшего предводителя, но не решающихся ослушаться царского приказа и освободить его.
Конь Лисимаха затанцевал возле вытянутых ног агрианина, но тот даже не подумал отодвинуться. Так и сидел, опёршись на руки, жуя травину. Запрокинув голову, рассматривал проплывающие редкие облака и щурился от солнечных лучей.
– Хорошо здесь. Не то, что вчерашние пустыни. Лес, полянка. Птички поют. Железки звенят... Прямо как у нас. А, Лисимах?
Гетайр скривился.
– Железки тебе слух ласкают? Волчья душа...
– Не, – возразил Аттал, – не волчья. Волчья – у гетов. Они вот совсем дикие. Мы, агриане – нет.
– Ишь ты, – усмехнулся Лисимах, – думаешь, раз царь к твоему отцу благоволит, то ты и варваром перестал быть?
– А ты? – парировал Аттал, – перестал быть варваром? Я по-эллински почище тебя говорю, македонянин. Ты может софистов слушал? А в театре хоть раз бывал? Так кто из нас варвар?
– Ну, хватит, – отрезал царский телохранитель, – Александр велел освободить тебя и вернуть оружие.
Он бросил к ногам князя агриан маленький круглый щит-лазейон, прямой меч, шлем с высокой тульёй и личиной, изображающей Ареса. А может фракийского бога войны Кандаона, поди, разбери, что на уме у чеканщика было.
– Да ты что! – в притворном изумлении прикрыл рот Аттал, – простил меня царь?
– Не знаю! – рявкнул Лисимах, – хватит тебе тут прохлаждаться! Бери своих головорезов, строй обозных и вперёд! Фаланга тебе путь откроет. Убираться надо с этого поля. Эти египтяне покруче персов оказались. Как спарты дерутся и такие же неуязвимые, даймоны чернозадые!
– А, напинали вам, македоняне? – усмехнулся Аттал, – сбили спесь?
– Выполняй приказ! – раздражённый Лисимах стегнул коня, – щитоносцы, за мной!
Четверо гипаспистов бросились бегом за царским телохранителем.
– И на кого ж вы нас покинули! – всплеснул руками Аттал, поднимаясь с земли.
Он сбросил с лица маску зубоскала, разом посерьёзнел. Окинул взглядом воинов. Подобрал оружие.
– Ну что? Придумает судить меня сынок змеюки, найдётся, что ответить. Уж войску-то точно найдётся. А сдохнуть здесь всяко не лучше. Стройся!
Протяжно заревел навьюченный осёл, перекрывая шум битвы, гремящей всего в пятистах шагах к северу.
Всё-таки до царя Аристомен не доехал. Лошадь споткнулась и разведчик, перелетев через её голову, пропахал носом землю. Хорошо хоть не сломал себе ничего.
Он поднялся. Прихрамывая, подошёл к кобыле. Та косила на него глазом, возле рта пузырилась пена. Бедро в крови.
Аристомен потянул за узду.
– Ну, ласковая, вставай. Ещё немного. Там отдохнёшь.
Лошадь дёрнулась, заржала, но не поднялась.
За кустами явственно различалось движение, топот ног, фырканье лошадей и мулов, окрики обозных. Воняло свежим конским навозом. Роились тучи слепней.
Ветки качнулись и оттуда показались двое фракийцев.
– Гонец к царю! – крикнул им Аристомен, – лошадь есть?
Агриане подошли, не говоря ни слова.
– Лошадь есть? – повторил разведчик.
– Ты кто такой борзый? – пролаял один из фракийцев.
Аристомен скрипнул зубами.
"Ну, сколько можно..."
– Гонец к царю со срочными вестями.
Эти агриане оказались не такими тугодумами, как предыдущие.
– Пошли.
За кустами двигалась колонна. Она уже почти вся миновала это место, Аристомен наткнулся на её хвост.
Царь Филипп отучил македонян пользоваться обозом. Воины в походах всю поклажу тащили на себе в плетёных из лозы заплечных корзинах или кожаных ранцах. Каждой декаде полагался слуга и мул для перевозки палаток и тяжестей, вроде жерновов для ручных мельниц, котлов, кирок и лопат. Каждого гетайра так же сопровождал слуга-оруженосец, ходивший за лошадью. Все эти люди, рабы, отпущенники и свободные из бедняков, в бою шли позади войска, выносили раненых, а иногда сами вступали в сражении, прикрывая крылья фаланги, для чего им давалась праща и короткий меч.
Обоз македонян, по мере их продвижения вглубь Азии, постепенно увеличивался. Особенно он разросся после Исса, где была захвачена богатая добыча. Теперь войско сопровождали сотни телег. Впрочем, в набег на варваров, живущих в отрогах Антиливана, Александр взял только лёгкие части, способные передвигаться быстро. Телег в отряде насчитывалось не больше десятка. А мулов, заводных и вьючных лошадей сотни четыре.
После того, как лохаг Менесфей, принявший фалангу, разделил её на две колонны, обоз с охранением из агриан двинулся через поле смерти.
