Господин мертвец - страница 253
В третьем отделении было шумнее, но не оттого, что Тоттлебен распустил своих бойцов, просто и мертвецы тут подобрались поживее характером. Дирк мысленно усмехнулся неуместному каламбуру. Кто-то негромко пел, но Дирк не мог различить слов. Наверно, одна из тех сотен фронтовых песенок, разбавленных скабрезностями, фронтовыми идиомами и особыми, понятными только старому солдату, выражениями, которые всегда были популярны в траншеях. Тем сильнее он удивился, разобрав слова «Старых товарищей» — «Мы живём короткое время и умираем надолго…». С появлением Дирка пение само собой прекратилось, но он приказал продолжать.
Из толпы выдались знакомые лица. Мертвый Майор, примостившись на грубый табурет, что-то читал. Уж, конечно, не стихи. Он оставался верен себе — честь отдавать не стал, только кивнул, едва удостоив взглядом. Тощий мальчишка Классен тоже был здесь. Рубил вкопанную вертикально корягу, легко управляясь с тяжелым боевым топором одной рукой. Судя по тому, как гудело дерево и сколько щепок было кругом, упражнялся он в этом уже не первый час. И получалось ловко. Увидев Дирка, он смутился, вытянулся во весь фронт, непроизвольно пытаясь заслонить торсом культю утраченной руки.
— Продолжайте, рядовой, — ободряюще сказал ему Дирк, проходя мимо, — Упражнения с оружием никогда не бывают лишними.
Позиции третьего отделения еще тянулись, но мертвецов в них не было. Многих лиц из тех, что он помнил, не хватало. Жареный Курт, погибший при штурме. Будь он здесь, сейчас бы терпеливо стоял рядом с Классеном, в своей грубоватой манере разъясняя тому ошибки. Гранатометчик Юльке, сожженный фойрмейстером — он бы спорил с кем-то о непревзойденных качествах своего «свинобоя», отстаивая заведенный у них в деревне порядок и возбужденно сверкая единственным уцелевшим глазом. Силач Лемм, отпущенный мейстером, сидел бы где-нибудь поодаль, стараясь не мешать никому своей необъятной тушей, и с интересом слушал непонятные ему разговоры, даже не пытаясь понять их смысл.
«Мертвые не уходят, — подумал Дирк, едва избавившись от этого навязчивого морока, — Может, они и вовсе никогда не уходят?.. Что если их души по-прежнему привязаны к проклятой фландрийской земле, как прежде были привязаны разлагающиеся тела? И все они здесь, Юльке, Курт, Мерц, Лемм, Гюнтер… Все здесь, смотрят на меня из вечной темноты, потому что эта война стала их персональным адом, из которого не освободит даже милосердная смерть…»
Не хватало еще Тихого Маркуса, но его отсутствие было понятно, немой всякую ночь считал своим личным временем для охоты и пропадал обычно вплоть до рассвета.
Третье отделение хорошо потрепало этой весной, Тоттлебену приходилось несладко. Рабочих рук все меньше, да и ветераны постепенно выбывают один за другим. Но и оставшиеся чего-то стоят. Уже давно миновав расположение отделения, Дирк все еще видел Классена, ожесточенно обрушивавшего удар за ударом на гнилое дерево. Парень действительно боялся, что его отправят вслед за Леммом. В этом зрелище было что-то отталкивающее и вместе с тем завораживающее. Выслуживающийся мертвец, просящий разрешить ему еще немного просуществовать в привычном теле. Дирку захотелось сплюнуть, но во рту было сухо. Его организм не производил слюны.
Больше всего его интересовало четвертой отделение, принятое Карлом-Йоханом после Мерца. Новый командир — как новый ремень, иной раз кажется впору, а наденешь — так разотрет, что хоть в петлю лезь. Ребята в четвертом отделении были не простые, каждый себе на уме, но покойный Мерц умел держать их в узде и пользовался заслуженным уважением. Ему ничего не стоило поставить мертвеца на место даже молча, насмешливо рассматривая его. Карл-Йохан — вне всякого сомнения выдающийся «Висельник», недаром Дирк держал его в заместителях, но справиться, как идут дела, будет не лишним.
Даже будь у Дирка опасения на этот счет, они рассеялись бы быстрее порохового дыма над полевой батареей. Четвертое отделение, как и прежде, являло собой если не образец порядка, то, по крайней мере, сносную его иллюстрацию. Зиверс по кличке «Шкуродер» занимался тем же, чем обыкновенно занимался в каждую свободную минуту — полировал на кожаном ремне клинок, добиваясь какой-то немыслимой, ему одному известной, остроты. Он хвастался, что его нож может войти в дубовую доску на ладонь, стоит только уронить. Увидев Дирка, Шкуродер торопливо отдал честь и постарался не задерживать на нем взгляда. Видно, последний разговор хорошо запал ему в память.
Фридхофизм… Дирк вздохнул. Интересно, насколько глубоко укоренилось это жуткое и отталкивающее учение в Чумном Легионе? Конечно, тоттмейстеры контролируют своих мертвецов, но даже Бергеру не под силу постоянно держать всю роту в зоне своего неослабевающего внимания, как простому человеку не научиться жонглировать двумя сотнями мячей одновременно. Дирку оставалось надеяться, что это проклятое «кладбищенство» не распространится дальше четвертого отделения или, на худой конец, взвода «листьев». Но ведь откуда-то Зиверс взял свои грязные бумажки?.. Ведь не от пехотинцев фон Мердера, из тех едва ли получатся фридхофисты. Значит, есть и другие распространители? В иных взводах или даже — Дирк нахмурился — в иных ротах. Но задерживать мысль на этом не хотелось, как задерживать взвод посреди проволочных укреплений под пулеметным огнем. Будет время, ему стоит серьезно поговорить на этот счет с мейстером. Тот разберется и сделает все необходимое. Не сейчас — позже…
Приятель Шкуродера, Рошер, чинил форму, сняв для удобства наручи доспехов. Дирк сделал ему замечание — и тот поспешно исправился, мотнув головой на кривой тощей шее. Гранатометчик Эшман читал газету — скверного качества «фронтовой листок». Дирк не замечал в полку фон Мердера полевой типографии, значит, привозили издалека, при случае. Тщательно просеянная военной цензурой и безнадежно устаревшая информация вряд ли представляла собою какую-либо ценность, но Эшман читал увлеченно, улыбаясь в усы. Щуплый Фриш как обычно сидел в блиндаже, уединившись с извечным трофейным мешком. Каждую свободную минуту он отдавал инвентаризации своего хозяйства, и хозяйство это разрасталось день ото дня. Фриш собирал шелковые парашюты осветительных ракет, пояски от снарядов и «угольных ящиков», кожаные портупеи, фляги, компасы, обрывки карт и шнурки. Даже найденные им гвозди находили свое место в недрах его бездонного мешка. Мерц прежде бранил Фриша за это бессмысленное собирательство, называя «иудейским племенем» и мародером, да и в отделении посмеивались, но привычка оказалась во всех отношениях живучее него. Впрочем, скупость была не в характере Фриша, подчас его запасы выручали интендантское хозяйство Брюннера.
