тень на обороте - страница 103
Мы с Эллаей тоже усердно вертели головами. То ли времени у аборигенов было в избытке, то ли все они обладали исключительной тягой к творчеству, но по скамьям, ставням, калиткам в устрашающем количестве полз резной деревянный плющ, летали бесчисленные бабочки и птицы, скакали полчища, белок, оленей и волков. Наверное, во всем окрестном лесу столько не водится…
Возле дома, вопреки здешней традиции, в одно окно, зато украшенного флюгером с совой, старушка нетерпеливо заерзала, вознамерившись соскочит с повозки.
— Вот и прибыли! — бабка Елка проворно выскочила из повозки, не забыв про хворост. — Вы молодой господин, тут побудьте, нам посекретничать надо, по-женски…
Я не возражал. Только занес Илгу в горницу, мельком поразившись изобилию звериных шкур, которыми было выложено знахаркино гнездо. Причем, — я мог дать на отсечение любую руку, — в здешних краях такого зверья сроду не водилось.
Потом хозяйка выставила меня за дверь.
Солнце прочно уселось на вершины высоченных кедров, не желая скатываться вниз. Но если не поторопиться, то в путь придется отправиться в ночь… Я воровато глянул на затворенную дверь. А если уйти? Ну что или кто меня держит? Неудавшаяся убийца Илга? Или Эллая, которую я едва знаю?
Может, вот прямо сейчас и…
— А вы из города? — веснушчатый пацан плюхнулся рядом на скамью, посидел пару минут тихо, полируя ладонью загривок вырезанного на спинке медведя и, наконец, не выдержал.
— Можно сказать и так.
— А железные города под водой видели?
— Приходилось.
— Они точно железные?
— Не совсем…
Я вспомнил, как подводная лодка с силой оттолкнулась щупальцами и плавно погрузилась в чернильную тьму, освещая путь мощным фонарем на носу. И как снизу, вымытые из мрака холодным светом, поднялись изгрызенные остовы древних башен. Каменная плоть сходила с металлической арматуры, как гнилое мясо с костей.
— Правда, что их построили еще до начала мира?
— Ученые так думают.
— До Оборота?
— До того, как почти всю сушу затопило.
Грязный палец с заусенцами потянулся к приоткрытому рту. Отдернулся тут же, и пацан смущенно сделал вид, что намеревался почесать нос. Солидно пожевал губами и, тщательно сдерживая интерес, снова спросил:
— А верно, что…
Я попытался перехватить инициативу:
— Да что я тебе могу еще рассказать? Тут к вам, небось купцы забредают, да и сами ваши, наверное, ездят на другие острова.
— Что купцы! — веснушчатый пренебрежительно скривился. — Они слова лишнего не скажут. Приедут, шкуры или зверье заберут, и поминай, как звали.
— А кто же… — начал было я, но осекся, увидев, как улицу пересекает светленькая девочка, за которой бредет, потряхивая серебристой гривой, настоящий белый конь. Зверь заметно прихрамывал на заднюю ногу, но в целом выглядел отлично. И неуместно.
— Это Журка, — проследив за моим взглядом, обыденно представил веснушчатый то ли девочку, то ли лошадь.
Смотритель императорского заповедника, господин Яво Грифень, за каждую из десяти доверенных его опеке исконных лошадей без размышлений пожертвует головой. Потому что если с ними что-то случится, головы ему все равно не сносить. Ибо считается, что десять ныне здравствующих императорских лошадей — последние в мире.
А вот эту кто-нибудь учел в статистике?
У меня даже дыхание перехватило:
— Откуда он взялся?
— Живет с прошлого года, — пацан скучно сморщился, — оставили играть, сказали, что негодный.
— Кому «негодный»?
Ответа я не получил, потому что веснушчатый резво скатился со скамейки и сгинул в бурьяне, только метелки закачались. А ко мне подступила, заискивающе улыбаясь, дебелая тетка в платье, отороченном мехом.
— Вы надолго к нам? — и, не дожидаясь ответа, зачастила, помаргивая белесыми, как у коровы, ресницами. — Ежели вы ночевать надумаете, то во-он в тот дом загляните, под желтой крышей. У меня и горница чистая, и белье с лавандовым духом…
Слегка сбитый с толку этим внезапным и настойчивым гостеприимством, я машинально покивал. И, пожалуй, только теперь обратил внимание, что за время, которое я провел на лавке, мимо приветливо и старательно улыбаясь, продефилировало едва ли не все село. Туда — сюда…
Должно радовать — такие милые люди, а почему-то настораживает… Было в их взглядах что-то покупательское, предвкушающее. А вдруг они людоеды?
— Да вы не волнуйтесь! — вдруг засмеялась женщина, наверное, приметившая мои сомнения. — Просто гости к нам редко заглядывают, а новостей с большой земли страсть, как не хватает! Я б послушала… Да и вас на праздник ждем.
— А что за праздник?
— Звери шкуры стали менять.
— Это которые вызвери?
Она снова засмеялась, может быть, излишне громко, и проницательно предположила:
— Вы у Хлебоеда были! Он их по-старинному зовет и считает, что их еще Оборотни вывели. А для нас — звери есть звери… — тетка небрежно повела округлыми плечами. — Ну как, остаетесь?
— Можно на этих ваших вызверей посмотреть? — сам не знаю зачем, осведомился я.
Собеседница дернулась. Едва заметно, но все же напряжение прошило ее, как игла, от макушки до пяток. И отпустило. Только в улыбке затаилась едва заметная фальшь.
— Конечно, увидите, коли сами хотите. Завтра.
Она поспешила уйти, заметая следы обшитым мехом подолом. Но с другой стороны тут же подсел плешивый рыжий мужичок, оглаживающий клочковатую бороду. Завел малопонятную историю о том, как у него в прошлом году купец торговал шкуру зимороста. Все бы ничего, но на севере зиморосты не водились вовсе.
Навязчивое внимание аборигенов порядком сбивало с толку, опутывало, как сетью, удерживая на месте. Я все никак не мог принять решение — оставаться или бежать. А потом возвратилась Эллая — притихшая, встревоженная, ступающая по земле, словно по стеклу.
