���������������������� �������������� - страница 199

ти имеют только относительное значение, сами же по себе суть

только ^, и потому все равны между собой, какой бы ни был х.

2) Жить перед Богом, не значит жить перед каким-то Богом

на небе, а значит, вызвать в себе Бога и жить перед ним.

3) Солдатство вызывает потребность патриотизма, оправды-

вающего подлости солдатства. Патриотизм вызывает потребность

солдатства, поддерживающего патриотизм.

4) Можно сознавать Бога в себе самом. Когда сознаешь Его в

себе самом, то сознаешь Его и в других существах (и особенно

живо в людях). Когда сознаешь Его в себе и в других существах, то сознаешь Его и в Нем самом.

23 ок. Записать.

1) Я потерял память всего, почти всего прошедшего, всех моих

писаний, всего того, что привело меня к тому сознанию, в каком

живу теперь. Никогда думать не мог прежде о том состоянии, ежеминутного памятования своего духовного «я» и его требова-

ний, в котором живу теперь почти всегда. И это состояние я ис-

497

32 Зак 3160


пытываю без усилий. Оно становится привычным. Сейчас пос-

ле гулянья зашел к Семену поговорить об его здоровьи и был

доволен собой, как медный грош, и потом, пройдя мимо Алек-

сея, на его здоровканьи почти не ответил. И сейчас же заметил

и осудил себя. Вот это-то радостно. И этого не могло бы быть, если бы я жил в прошедшем, хотя бы сознавал, помнил прошед-

шее. Не мог бы я так, как теперь, жить большей частью безвре-

менной жизнью в настоящем, как живу теперь. Как же не радо-

ваться потере памяти? Все, что я в прошедшем выработал (хотя

бы моя внутренняя работа в писаниях), всем этим я живу, пользу-

юсь, но самую работу - не помню. Удивительно. А между тем

думаю, что эта радостная перемена у всех стариков: жизнь вся

сосредотачивается в настоящем. Как хорошо!


ПРИЛОЖЕНИЕ

В. В. Розанов

Л. Н. ТОЛСТОЙ

С сверкающими глазами и счастливым лицом девушка лет 24 под-

няла голову над небольшим истрепанным томиком, который лежал пе-

ред нею на чайном столе. Минуту она молчала и заговорила:

— Как хорошо... Нет, не это... Как хорошо, что я живу в это время,

когда могу читать «Войну и мир». Как я счастлива этим чтением. Как

счастливо совпадение, что я вот живу, когда Толстой пишет...

Глаза горели радостью Я взял книгу, чтобы посмотреть, на каком

месте девушка так заволновалась. Шли страницы, разговоры, события, когда Ростовы переезжали из оставленной Москвы в Ярославль, когда

умирал кн. Андрей Болконский, и Наташа, вся измученная раскаянием, любовью и сожалением, рвалась ухаживать за умирающим. Да, лучшие

сцены. Впрочем, лучшие ли? С французской записочки, которою фрей-

лина двора Александра I приглашает к себе на вечернюю чашку чая

своих друзей в Петербурге, которою открывается роман, и до конца его

все как хорошо... А Анатоль Куракин?

«— То-то философ, — подумал Пьер, увидев его

Анатоль, подбоченясь и запахивая бобровые лацканы, проезжал

около Пречистенского бульвара». Это было на другой день после того, как он хотел похитить Наташу. «Что с ней теперь», — мысль эта ни-

сколько не приходила на ум Анатолю. Да к нему и вообще не приходило

никаких мыслей. Он просто жил.

Его ранили в ногу под Бородином. Ногу ампутировали, в товдаш-

нее бесхлороформное время. Взяв отрезанную ногу в руки, он заревел:

— Ой, ой! ой!..»

Да, было отчего девушке засверкать глазами. Не скажем ли мы и

все вместе с нею:

— Как мы счастливы, все наше поколение, что жили в пору, когда

писал Толстой. Сколькими мыслями, идеями он взволновал наше суще-

ствование. А читать его, а впечатления при чтении — это точно путе-

4 9 9


шествие1 Странствуешь по жизни человеческой, по судьбе человечес-

кой. Наконец, странствуешь по душе человеческой, которая так же слож-

на и извилиста, как и рождавшаяся из нее человеческая жизнь. Мы все

поумнели с Толстым, мы все помудрели с ним И маленькая жалость

шевелится в душе, что деды и прадеды наши, что Пушкин, Лермонтов и

Гоголь не читали Толстого. И они разделили бы наше восхищение, и, кстати, любопытно, что бы они подумали, что сказали бы о нем и им

написанном?

Я потому начал с передачи живого впечатления, вот-вот сейчас при

чтении, какое мне пришлось удачно увидеть, что в живом впечатлении

выражается вся суть литературы и вся ее значительность, гораздо важ-

нейшая, чем все мысли «потом» и вообще все, что «потом». «Потом»

уже зависит от нас, от богатства или бедности нашей души. А «свежее

впечатление» — это только он, Толстой: тут его образ горит, как горит

луч солнца в капле воды, его воспринявшей.

Это впечатление, это горение необыкновенно ярко и счастливо. Так

сказала девушка, и я хочу полно сохранить вырвавшееся у нее восклица-

ние, находя, что это очень верно передает действительность. Да, счастье

читать, счастье видеть этот огромный узор, картины и картины — в этом

и лежит главное, почти даже все, что дал и что завещает потомству Тол-

стой. Все остальное — приложения, прилагаемое: и оно уже вполне

зависит от того, что мы переживаем некоторое счастье, когда читаем

Толстого.

И подумать, что долго-долго поколения русские будут испытывать

то же... Мне кажется, сам Толстой этим сознанием, этим чувством дол-