���������������������� �������������� - страница 199
ти имеют только относительное значение, сами же по себе суть
только ^, и потому все равны между собой, какой бы ни был х.
2) Жить перед Богом, не значит жить перед каким-то Богом
на небе, а значит, вызвать в себе Бога и жить перед ним.
3) Солдатство вызывает потребность патриотизма, оправды-
вающего подлости солдатства. Патриотизм вызывает потребность
солдатства, поддерживающего патриотизм.
4) Можно сознавать Бога в себе самом. Когда сознаешь Его в
себе самом, то сознаешь Его и в других существах (и особенно
живо в людях). Когда сознаешь Его в себе и в других существах, то сознаешь Его и в Нем самом.
23 ок. Записать.
1) Я потерял память всего, почти всего прошедшего, всех моих
писаний, всего того, что привело меня к тому сознанию, в каком
живу теперь. Никогда думать не мог прежде о том состоянии, ежеминутного памятования своего духовного «я» и его требова-
ний, в котором живу теперь почти всегда. И это состояние я ис-
497
32 Зак 3160
пытываю без усилий. Оно становится привычным. Сейчас пос-
ле гулянья зашел к Семену поговорить об его здоровьи и был
доволен собой, как медный грош, и потом, пройдя мимо Алек-
сея, на его здоровканьи почти не ответил. И сейчас же заметил
и осудил себя. Вот это-то радостно. И этого не могло бы быть, если бы я жил в прошедшем, хотя бы сознавал, помнил прошед-
шее. Не мог бы я так, как теперь, жить большей частью безвре-
менной жизнью в настоящем, как живу теперь. Как же не радо-
ваться потере памяти? Все, что я в прошедшем выработал (хотя
бы моя внутренняя работа в писаниях), всем этим я живу, пользу-
юсь, но самую работу - не помню. Удивительно. А между тем
думаю, что эта радостная перемена у всех стариков: жизнь вся
сосредотачивается в настоящем. Как хорошо!
ПРИЛОЖЕНИЕ
В. В. Розанов
Л. Н. ТОЛСТОЙ
С сверкающими глазами и счастливым лицом девушка лет 24 под-
няла голову над небольшим истрепанным томиком, который лежал пе-
ред нею на чайном столе. Минуту она молчала и заговорила:
— Как хорошо... Нет, не это... Как хорошо, что я живу в это время,
когда могу читать «Войну и мир». Как я счастлива этим чтением. Как
счастливо совпадение, что я вот живу, когда Толстой пишет...
Глаза горели радостью Я взял книгу, чтобы посмотреть, на каком
месте девушка так заволновалась. Шли страницы, разговоры, события, когда Ростовы переезжали из оставленной Москвы в Ярославль, когда
умирал кн. Андрей Болконский, и Наташа, вся измученная раскаянием, любовью и сожалением, рвалась ухаживать за умирающим. Да, лучшие
сцены. Впрочем, лучшие ли? С французской записочки, которою фрей-
лина двора Александра I приглашает к себе на вечернюю чашку чая
своих друзей в Петербурге, которою открывается роман, и до конца его
все как хорошо... А Анатоль Куракин?
«— То-то философ, — подумал Пьер, увидев его
Анатоль, подбоченясь и запахивая бобровые лацканы, проезжал
около Пречистенского бульвара». Это было на другой день после того, как он хотел похитить Наташу. «Что с ней теперь», — мысль эта ни-
сколько не приходила на ум Анатолю. Да к нему и вообще не приходило
никаких мыслей. Он просто жил.
Его ранили в ногу под Бородином. Ногу ампутировали, в товдаш-
нее бесхлороформное время. Взяв отрезанную ногу в руки, он заревел:
— Ой, ой! ой!..»
Да, было отчего девушке засверкать глазами. Не скажем ли мы и
все вместе с нею:
— Как мы счастливы, все наше поколение, что жили в пору, когда
писал Толстой. Сколькими мыслями, идеями он взволновал наше суще-
ствование. А читать его, а впечатления при чтении — это точно путе-
4 9 9
шествие1 Странствуешь по жизни человеческой, по судьбе человечес-
кой. Наконец, странствуешь по душе человеческой, которая так же слож-
на и извилиста, как и рождавшаяся из нее человеческая жизнь. Мы все
поумнели с Толстым, мы все помудрели с ним И маленькая жалость
шевелится в душе, что деды и прадеды наши, что Пушкин, Лермонтов и
Гоголь не читали Толстого. И они разделили бы наше восхищение, и, кстати, любопытно, что бы они подумали, что сказали бы о нем и им
написанном?
Я потому начал с передачи живого впечатления, вот-вот сейчас при
чтении, какое мне пришлось удачно увидеть, что в живом впечатлении
выражается вся суть литературы и вся ее значительность, гораздо важ-
нейшая, чем все мысли «потом» и вообще все, что «потом». «Потом»
уже зависит от нас, от богатства или бедности нашей души. А «свежее
впечатление» — это только он, Толстой: тут его образ горит, как горит
луч солнца в капле воды, его воспринявшей.
Это впечатление, это горение необыкновенно ярко и счастливо. Так
сказала девушка, и я хочу полно сохранить вырвавшееся у нее восклица-
ние, находя, что это очень верно передает действительность. Да, счастье
читать, счастье видеть этот огромный узор, картины и картины — в этом
и лежит главное, почти даже все, что дал и что завещает потомству Тол-
стой. Все остальное — приложения, прилагаемое: и оно уже вполне
зависит от того, что мы переживаем некоторое счастье, когда читаем
Толстого.
И подумать, что долго-долго поколения русские будут испытывать
то же... Мне кажется, сам Толстой этим сознанием, этим чувством дол-