Земля лишних. Исход - страница 131
Я мысленно прикинул баланс. Получается, что нам положен один вездеход из пяти и еще чуть-чуть, с пятую часть самого вездехода. В денежном выражении, скорее всего.
Трофеи тоже тянули немало. Поскольку я теперь торговец оружием, то решил их привести в божеский вид и выставить на продажу в магазине Бониты. Заодно и рассчитаться с Джей-Джей.
Вот такая здесь война, как в Средние века. Получается и делится добыча, армии сами зарабатывают себе деньги, а добычу скупают маркитанты. А может, так и надо? Черт его знает, тут уже я ничего не скажу. Такая жизнь здесь, бытие определяет сознание.
В конторе мы провели почти два часа, рассказывая шерифу, что же произошло, что мне удалось узнать, заполняя какие-то формы, которые шериф должен был передать в орденский банк, чтобы тот выплатил нам «поголовную» премию.
Еще я поставил условие, что когда «минитмены» пойдут встречать банду в Углу, я пойду с ними. Объяснил, что эту колонну фактически подставил тот же человек, который продал информацию о русском конвое. И хотелось бы покарать его лично. Никто не возражал.
Неожиданно у окон конторы раздался треск мотоциклетного двухтактника, затих, и в офис вбежал Сын Сэма. Мы обрадовались парню, поздоровались. Мария Пилар даже расцеловала его. Он поздравил Бониту и меня с женитьбой – что значит маленький город: информация распространяется мгновенно – и потом сказал, что мистер Питерсон, владелец Стрелкового клуба, устраивает вечеринку в честь спасения конвоя, и если мы туда не придем, то мистер Питерсон навсегда откажет нам в праве посещения его ресторана и стрельбища. Пришлось пообещать, что в одиннадцать мы там будем. С этой новостью Сын Сэма умчался.
Когда мы вышли от шерифа и шли к машинам, я только теперь удосужился спросить у Марии Пилар, кто же в ее отсутствие «в лавке остался»? Она посмотрела на меня как на больного ребенка, с жалостью, и молча указала пальцем вслед умчавшемуся мотоциклу. Вот так.
Суверенная Территория Техас, город Аламо. 22 год, 28 число 6 месяца, пятница, 21:10
Я раньше не видел, где живет Бонита. Оказалось, что она занимает второй этаж дома над магазином, который купила в кредит, и платит взносы и проценты по нему в Северный торговый банк. Платить осталось еще около двадцати восьми тысяч экю, на что у нее есть еще пять лет. Мы объехали магазин и оказались в маленьком дворике, где припарковали машины. Разгружать решили завтра с утра – все равно здесь с товаром ничего не случится.
В домике с этой стороны было две двери. Одна, поскромней, была черным ходом магазина, вторая вела на застекленную лестницу, которая карабкалась по наружной стене дома на второй этаж. Вытащив из машин и взвалив на себя те сумки, которые можно унести сразу, мы поднялись по лестнице, бухая ботинками по деревянным ступеням. Бонита отперла легкую деревянную дверь, и мы вошли в ее квартирку.
Квартира была во весь этаж, довольно большая. Спланирована как студия, отделена стенкой только ванная комната. А все остальное помещение служило и спальней, и столовой, и кухней, и гостиной, и кабинетом. Места, впрочем, на все хватало. Оформлено все было в мексиканском стиле, с плетеными ковриками на полу, глиняными тарелками на стенах, сундуками, глиняной же посудой в «кухонной стороне» квартиры. Со вкусом и изящно, под стать самой Боните. В углу стояло несколько черных ящиков неплохой стереосистемы, хорошие громкоговорители и большая коллекция компакт-дисков с разной музыкой – от классики до пуэрториканской сельской. Все – с «той стороны», целый капитал для Новой Земли. И в музыке у моей девушки вкус есть. Как же я ее до сих пор мало знаю…
– Mi Corazon, у нас осталось меньше двух часов, – заявила Бонита. – Мистер Питерсон не потерпит надругательства над вечеринкой.
– Без ванны никаких действий предпринимать не намерен, – запротестовал я. – На мне пыль всех степей этого мира. После того, как помоюсь, согласен делать что угодно.
– Так не получится, – решительно заявила она.
– Почему? – не понял я.
– Потому что я не чище. И делать «что угодно» тебе придется раньше, под душем. Пошли.
В общем, мы почти не опоздали. Я даже успел погладить брюки и рубашку, a Mi Bonita просто взяла одежду с вешалок. Ей проше. Когда уже выходили за дверь, Мария Пилар остановила меня и сказала, что я одет неправильно. Я осмотрел себя, но никакого непорядка не нашел – в Аламо кроме джинсов и подобных брюк, и простых рубашек, ничего другого не носили.
– Что бы ты без меня делал? Пис-то-лет! Ко-бу-ра! – с каждым произносимым слогом она тыкала меня указательным пальцем в грудь. – Без них здесь неприлично, как голому ходить. И куда? В-Стрелковый-Клуб!
Да, забыл я о местных порядках. У Марии Бониты на поясе обтягивающих коротких шортов висела кобура с неизменным «глоком». Она уже приобрела привычный для Аламо вид Марии Пилар Родригез – топ с бездонным декольте, шорты и те самые сапожки из кожи убиенной ею гигантской ящерицы. Ну почти голая, зато с пистолетом, и все приличия соблюдены. А я, лопух, чуть не опростоволосился. Побежал обратно, расстегнул пояс и подвесил на него кожаную кобуру с парабеллумом. Парабеллум – это консервативно и стильно, как галстук от Geeves amp; Hawks.
Выбрали мы, какая из машин захламлена меньше, и она оказалась пикапом. И на ней мы поехали в клуб – время уже поджимало, и из-за пешей прогулки даже по такому крошечному городу, как Аламо, мы могли неприлично опоздать. А так почти вовремя успели.
Мистер Питерсон расстарался. Во дворе и ресторане столы были расставлены a la buffet, висели гирлянды, как на Новый год. Интересно, а Рождество здесь празднуют? А если празднуют, то когда? Спросить надо будет.
