НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - страница 395
Встреча с мамой еще более бурная, хотя и мама не слишком расположена к выражению своих чувств на людях. Наш дом както кажется маленьким - появились перегородки (сделанные подеревенски - не до потолка, чтоб тепло шло равномерно) и видно, что у нас тут жильцов прибавилось. Дети какието вертятся, путаются под ногами.
От кормления отказываюсь сразу, потому ставят только самовар. К моему удивлению груз собираются тащить кудато в другое место, приходится наехать - в конце концов, я привез и нефиг тут. Както так получается, что гора груза - как она смотрелась в самолете - тут в избе смотрится совсем маленькой. За мужиком, который вроде бы как главный (я - то полагал, что отец за вожжи возьмется, но видно есть кто похаризматичнее) - уже пошли. Он и приходит, раньше, чем толком я самовар раскочегарил.
Неприятная у него морда. Мрачная, на манер топора, на плече - «Сайга». Вешает немецкое кепи на вешалку, присоединяется к нашей компании. Немецкое кепи… Разумеется - все туристы таскают, как же. Знакомимся - назвался Степаном. Ну, Степан - так Степан.
Спрашивает - какие цели прибытия. Отвечаю - забрать родителей и рассмотреть вариант угона в ближайшем будущем самолета из Кречевиц. А груз? А груз для тех, кто тут остается. Но прежде чем про груз толковать - надо бы трех стрелков к пилоту направить - чтоб Аннушку осмотрели.
Степан хмуро смотрит. Потом спрашивает - а нафига нам польский самолет?
- Он - Ан28. В Польше производился по лицензии. Прост и надежен. И ремонтопригоден. Потому - для укрепления взаимопомощи и взаимопонимания - лучше бы вам в этом деле помочь.
Сидит, думает. Наконец принимает решение, встает, забирает с собой свое ружье, кепи. Неожиданно вежливо спрашивает у моих родителей - не против ли они будут, если Света послушает что да как в мире? Не менее уважительно просит выдать ему одно из привезенных ружей. Сходимся на 12 калибре, подхватывает собранную тут же одностволку, коробку картечных патронов - и уходит.
Мои эту Свету явно знают, потому как соглашаются сразу. Рассказываю о братце - Свете это вряд ли интересно будет, а мои очень рады.
Первый же взгляд на вошедшую женщину - светловолосую, худощавую с очень правильными чертами лица - вызывает у меня сразу две нелепые мысли. Я прекрасно понимаю их нелепость - но что есть - то есть: вопервых, я автоматически разглядываю ее ушки - почемуто ожидая, что они должны быть остроконечными, вовторых, я совершенно уверен, что видел ее обнаженной - причем, когда был совсем мальчишкой. Бред полный - ушки у нее вполне кругленькие, и помладше она меня стопроцентно - потому если я и видел ее без одежды в мальчишеские годы, то уж всяко бы не запомнил, да и сейчас бы не узнал, потому как подросла бы она изрядно. Ощущение все равно остается, словно жилка от мяса, встрявшая между зубами. Ну, с ушами - все понятно - одета в зеленое, куртка с капюшоном, высокие сапожки, белобрысая, длинноногая. Такими все время изображают эльфиек. Второе ощущение так и остается невнятным…
Вместе с ней закатываются двое мальчишек младшешкольников - погодки видно.
Но ведут себя смирно, даже странно. Еще и клубящихся по дому детей приструнили.
Потому удается сосчитать - их, этих колесом ходивших - всего трое - две девчонки и совсем мелкий пацан.
Мне приходится изложить максимально сжато все, что только на ум приходит - от состояния Питера, ситуации в Кронштадте, попутно вспоминая всякие вроде бы и уже совсем банальные банальности, которые для местных жителей - откровение. Кабановойто им по дороге не подвернулось.
Стараюсь выложить все, что только на ум приходит и вписывается в графу «полезная информация», неожиданно такого получается очень много. Очень не хочется чтонибудь упустить - досадно будет, если изза этого ктонибудь тут погибнет. Да и давно уже убедился - информация важнейшая штука, зачастую сильнее оружия.
Меня удивляет, что и родители внимательнейшим образом слушают мои россказни.
- Вы б собирались пока - говорю я маме.
Они переглядываются.
- Успеем еще, рассказывай дальше - отвечает отец.
И я рассказываю. Мой монолог прерывается только один раз - когда начинаем пить чай я вытягиваю пакет с печеньем и горделиво ставлю его на стол. Не сговариваясь, родители и Света начинают откровенно смеяться.
- Тут неподалеку на трассе фура как раз с такими печенюшками в овраг завалилась. Ребята их таскают постоянно - как раз с этим сортом коробки - улыбаясь, объясняет мама.
Вот ведь как оно получается.
И я продолжаю дальше.
Совершенно неожиданно к нам вваливаются без стука несколько человек - из них узнаю только водителя залихватского джипа. Рацию нашу приволокли - Коля на связи, проблемы у них, требуется мой совет.
Испугаться не успеваю - проблемы получаются не очень страшными. Нашли все же прилетевших на Аннушке людей - три мужика, двое бывшие охранники какойто бывшей шишки, третий - летчикполяк. Самолет исправен, топлива ноль, но собственно проблема в поляке - четвертый день болит живот и состояние даже для не медиков понятно - паршивое. Еще один охранник в полном упадке, но здоров, а вот с поляком все совсем плохо. Что с ним делать?
Самое глупое - давать консультации по телефону. По рации, не видя больного - наверное, еще глупее. Спрашиваю Колю - что значит, по его мнению «паршивое состояние»? Ответ путаный, но, в общем, понятно, что коллега нашего летчика вообщето помирает. Температура повышена? Да, вроде горячий. Тошнит, рвота была? Точно так. Надавите ему на живот, только аккуратно. Ругается и пытается драться. А как живот болел? Все четыре дня одинаково? Тут закавыка - это пожилые поляки порусски говорить умели все, молодые сейчас этому уже не учатся, а поанглийски не вполне понятно получается. Все такие знатоки английского, что уши вянут. Но вроде выходит так, что три дня болело все сильнее и сильнее внизу живота, потом вчера стало совсем больно - но боль быстро утихла. Все нормально. А потом стало совсем плохо.
