Эта страна - страница 53

Мужики переглянулись.

– Неловко нам самим, – сказал самый бойкий. – Малость его вчера обидели, осерчал. Не станет разговаривать.

И делегаты, помявшись, сняли шапки.

Каким чудо-ветром – не цифровым же? – разносятся в таких местах новости? (Вестям подводы не нужно.) Пошли в Любочкино, пришли на Сашкин хутор, продрали с утра глаза – а все окрестные деревни, пять или сколько их там, уже знают, и кто они такие, и где их искать – и о том, что случилось с их машиной, не могут не знать наглоглазые посланцы, но смотрят при этом невинно и с надеждой… к Василию Ивановичу им самим, значит, неловко, а к полковнику Татеву – ловко… будем надеяться, полковник Татев сейчас выйдет и скажет нахалюгам, что думает.

– Опять пешком? Не пойду.

– Зачем пешком, гражданин полковник? Вот лошадки.

– Это что, подвода?.. До трассы потом отвезёте?

– Да Господи!

– Прогулялись? – хмуро спросил Василий Иванович. – Нервы успокоили? – Он перевёл взгляд на топтавшихся на пороге мужиков из трофимковской делегации. – А вас сюда кто звал? – Мужиков как вет ром сдуло. Он вгляделся в тень за спиной Расправы. – Машка! Ты, что ли?

– Вроде как я. Василий Иванович, деда не видели?

– И этот полез, старый пень. Куда полез? Не видел.

Василий Иванович завтракал в одиночестве и сейчас был похож на партизанского командира. (Суровый такой и в явно затруднительной ситуации – каратели наступают на партизанский край.) О мужиках он многое имел сказать («Они как говорят? Ты нас не трогай, и мы не тронем. И что? А то, что брешут!»), но говорил это почти со смехом. Не доверял он им ни на грош («Мы, говорят, во всё верим: и в Бога, и в чёрта, и в советскую власть»), в глаза назвал сбродом – и при том не сделал малейшей попытки увернуться от ответственности за этот сброд. Свалилась вот ещё такая – не первая, не последняя – забота. Что уж тут.

– Казаров!!

– Чего кричите, Василий Иванович?

– Бензин у нас есть? Люди поели? Собирайтесь, поедете.

Щёки и нос у Василия Ивановича багровые, голос сиплый, речь и повадка ужасны – а ещё Василий Иванович хапуга и взяточник, – а вот скомандуй он «в ружьё», доцент Энгельгардт первый подскочит со всей готовностью.

– Пожалуй, и нам пора, – говорит полковник Татев. – Карета там в тыкву не превратилась?

– Как это пора? А деда искать?

– Не бойся, займёмся твоим дедом, – говорит Расправа Марье Петровне.

– Кто у нас альфа-самец? – вопрошает полковник с комическим воодушевлением. – Расправа у нас альфа-самец!

– Слова правильные, – говорит Расправа, – а тон как-то не очень.

Марья Петровна хмурится.

– Ты что, серьёзно? Вот так возьмёшь и уедешь?

– Сперва попрощаюсь.

– …

– Это мещанский бытовой взгляд. А ты посмотри государственно. С высоты стратегического бомбардировщика.

– …

– Маш, не дуйся. Давай со мной в город. Разберутся здесь как-нибудь. – Полковник суёт руку в карман, нащупывает начальные такты мелодии «Время, вперёд». – О, заработал. – Достаёт телефон, глядит на высветившийся номер. – И до чего некстати. Слушаю, товарищ генерал!

С телефоном в руке он выходит на улицу.

– Живёте полной грудью, – довольно говорит Василий Иванович. Марья Петровна, Расправа и Саша смотрят друг на друга.

– От себя лично – ничего, – говорит Василий Иванович Саше. – Вообще ничего. Веришь?

– Верю.

– Ну вот. А госбезопасность не верит. Во всех её видах.

– В каких?

– И тех, и этих. Прицепились, чёрные следопыты. Конечно, им эти деньги из-под земли достать надо – а чего из-под земли, когда можно из Василия Ивановича. А откуда у меня? Теперь-то в особенности?

Доцент Энгельгардт кивает и гадает, спроста Василий Иванович открывает душу или с тем расчётом, что Саша перескажет его откровения заинтересованным лицам. Он, Саша, не подряжался быть пешкой в чужих играх. (Как будто его спрашивали.) Ему неинтересно знать, по какой надобности, оказывается, Расправа и Татев приехали в Филькин. (Как будто не обидно узнавать стороной такие вещи.)

Василий Иванович меняет интонацию, как гордящийся своим мастерством писатель. (Вот так могу. И так. И так тоже!)

– Ты не представляешь, профессор, – с чувством говорит он, – ты вообразить не можешь, как я старался. Что тебе какой-то Филькин – восемьдесят три тысячи населения, два нестратегических завода… фабричка с пуговицами, на ладан дышит… кредит им льготный выпросил. Тебе это фу, а для меня – вся жизнь! Я для народа работал, для них вот, – отогнутым от кулака большим пальцем он тычет себе за спину. – Я как в войну! До последнего стоял! А то, что себя не обидел, – так кто бы меня понял, по-другому-то? В том же народе? Определили бы в психопаты, маньяки… эти, знаешь, серийные убийцы… И тут, держите, политика! Вы же не людей воскресили, мозговеды московские! Вы политику воскресили.

– Я из Петербурга.

– Да, верно. Ну это я так, не про тебя. Питер yважаю. – При этом вид у Василия Ивановича был такой, словно сказать он хотел «да один чёрт». – Вы чего ночью побежали?

«А я знаю?»

– Решили, что днём вы не отпустите.

– Ну? Это типа как волк Красную шапочку? Ничего не перепутали?

– …А Казаров меня с кем перепутал?

– Чего?

– Меня к вам привели, а вы так посмотрели, словно ждали кого-то другого.

– Серьёзно? Так и посмотрел?

– Василий Иванович!

– Наверное, не глянулся ты ему. Он тут за начальника СБ. Вот и тренируется.

– Как вы с ним договорились?

– По-быстрому. Сам видишь, что творится.

– …А вы о нём что-нибудь знаете?

– А зачем мне о нём что-нибудь знать? Зачем мне про этих знать вообще? Глаз, что ли, нет? Глазами не видно? Нужно побежать взять справочку… в эту… в ближайшую энциклопедию? Зотов вон тоже свои корни искал. Доискался…