Эта страна - страница 55

– Я думала, когда человек Василия Ивановича задаёт вопросы, на них отвечают. Кто бы там рядом ни топтался.

Казаров не стал ей отвечать и обратился к Расправе.

– Ну так что?

– Номер мне твой дай, – сказал Расправа и полез за телефоном.

– Что за скотина этот Казаров, – сказала Марья Петровна, когда они покатили назад в Лютиху. – Смотрит на меня, как на предмет. Как будто не видел освобождённую женщину. Комсомолок в красных платочках.

– Ему просто нужно было нас сплавить.

– Так что, зря мы сплавились?

– Нет, не зря. Пусть сделает по-своему. То есть это если ты хочешь, чтобы вообще что-то было сделано.

– Дед им не доверяет. Никому. Всей этой своре вокруг Василия Ивановича. И Василию Ивановичу тоже. И вам, позёрам московским.

– Да ладно. Я сам с Острогожска.

– И когда ты там был в последний раз?

– Незачем ехать. Никого не осталось.

– Извини.

– Да ладно.

– …Почему ты мне помогаешь? Полковник не стал.

– Злишься, значит, на полковника?

– Ещё чего. Ничего не злюсь. Оберст паршивый.

– Оберст – это армейский полковник.

– А наш тогда как будет? Оберштурмбанфюрер?

– Это подполковник.

– Оберфюрер?

– А это выше полковника.

– У них вообще были в СС полковники?

– Несправедливо, что нам это нравится.

– Почему несправедливо? Мы же победили. Так, приехали. Вылезай.

– А ты куда?

– Ненадолго отъеду. Вы пока с доцентом посидите, как тихие мышки.

– А Василию Ивановичу что сказать? Какие у тебя дела на его машине?

– Скажи, чтобы Казарову звонил и спрашивал.

Марья Петровна пожимает плечами, закусывает губу, выходит из машины и смотрит на кренящиеся брошенные дома, на полуголые изжелта-серые деревья, вслед отъезжающему джипу. И пока она смотрит, начинает звонить её телефон.

Саша чистил картошку к обеду, и превращение в тихую мышку полностью отвечало его желаниям. Но он раз за разом оказывался во власти людей, чья воля неизмеримо превосходила его собственную, у него был большой опыт распознавания таких людей, и теперь ему хватило одного взгляда, когда Марья Петровна появилась, размахивая телефоном.

– Наконец-то. Ну как?

– Никак. То есть съездили никак, но мне сейчас с дедова номера позвонили, сказали, что идёт домой. Я побежала. Василию Ивановичу передайте, что Расправа скоро будет.

– Откуда он скоро будет? Кто звонил? Побежала куда?

– Куда-куда, в Тихое Лето.

– …Может, Расправу подождём?

– А Расправе какое до этого дело?

«Никакого, – хотел сказать Саша. – Видимо, поэтому он и потратил полдня на твои проблемы». Вместо чего сказал: «Я провожу».

Какое-то время они молча шлёпали по грязи, потом Саша спросил, как прошла поездка, и Марья Петровна в энергичных выражениях рассказала, как. Больше всего её оскорбил не гендерный шовинизм Казарова, а неверие отца Николая в народные силы.

– А потом наши западные партнёры пишут, что мы можем самоорганизоваться только для пьянки или погрома.

– Это пишут не наши западные партнёры, а наша пятая колонна.

– Пятая колонна, значит, самоорганизоваться смогла?

– Я всегда считал, что в данном случае слово «колонна» – преувеличение и фигура речи.

Разговор о пятой колонне оживил в уме Марьи Петровны иной предмет её огорчений.

– Он на самом деле не такой, как кажется, верно? – спросила она после паузы. – Ну, Олег?

«Верно. В разы не такой».

– Когда начинаешь доискиваться, какой же такой, каким Олег кажется, на самом деле и начинается весь геморрой.

– …Ещё раз.

– Он необычный. Опасный. Со вторым дном. Будет крайне печально обнаружить, что никакого второго дна нет.

– Полагаете, что нет?

– Полагаю, что ничего не хочу об этом знать.

– А если бы вы были в него влюблены, тоже бы не хотели?

– Маша!.. Я не такой.

– Да я теоретически. Ну, представьте, что это женщина.

Саша попытался представить на месте Олега Татева женщину.

– Таких женщин не бывает. А если бывают, то в них не влюбляются.

– Да, пример не очень хороший.

– …Я давно хотел спросить, почему вы так ненавидите литературу.

– И работаю при этом в библиотеке?

– Нет, это-то как раз понятно.

– …В последней книге, которую я пробовала читать, – медленно сказала Марья Петровна, – история началась с того, что хороший парень достал из мусорного бака щенка и познакомился с хорошей девушкой, но как-то сразу было понятно, что ничем хорошим это не кончится: и девушку в итоге убьют, и собаку, и самого парня тоже. Так, наверное, и оказалось.

– Наверное?

– Ну, когда я поняла, к чему всё идёт, я не стала дочитывать. Может, там кто-то и выжил – но непонятно зачем. И у меня всё-таки была надежда, что этот подонок, автор, пожалеет хотя бы пса. Это самое плохое, когда начинаешь надеяться, что кого-то конкретного не убьют, дадут жить спокойно.

У доцента Энгельгардта появилось искушение сказать, что с некоторых пор авторы вымещают на собаках и других персонажах собственную объявленную литературоведением смерть, но он устоял.

– Ну, не обязательно читать романы и с такой эмпатией на них реагировать. Есть научно-популярная литература. Мемуарная. Или труды по истории.

– По истории? Это такие, например, где рассказывается, в результате каких причин и стечения обстоятельств одних топят, а других жгут?

– Философия?

– Это там, где объясняется, как правильно топить и жечь?

– …Ландшафтный дизайн?

– К чёрту ландшафтный дизайн! Как можно смот реть по сторонам и не думать при этом, что посреди самого прекрасного пейзажа сейчас кого-то убивают?

– Марья Петровна. Как ты всё усложняешь.