Завещание алхимика - страница 70
Александра Павловна достала мобильный телефон и связалась со своим молодым сотрудником, который терпеливо дожидался ее в машине на набережной Мойки.
Услышав голос любимой начальницы, он оживился и спросил, не нужна ли ей помощь.
– Нужна, – ответила Ленская достаточно громко, чтобы портье слышал каждое слово, – сейчас, Коля, ты вызовешь опергруппу и подойдешь с ней к гостинице «Старая Вена». Гостиницу надо оцепить, чтобы ни одна живая душа из нее не вышла и не вошла, пока я буду получать у начальства ордер на обыск и изъятие документов…
– Не надо! – заверещал портье и замахал руками. – Не надо! Я покажу вам журнал!
Ленская взглянула на него пристально и проговорила в трубку:
– Отбой, не нужно вызывать опергруппу!
– А вам точно не нужно подкрепление? – осведомился обеспокоенный помощник.
– Не нужно! – отрезала Ленская и отключила телефон.
После этого она шагнула к стойке портье и строго проговорила:
– Журнал!
– Одну секунду! – Портье полез под стойку, вытащил оттуда журнал в кожаном переплете и проговорил, понизив голос и бесконечно оглядываясь на служебную дверь:
– Александра Павловна, давайте мы вот так сделаем. Я положу журнал на стойку и отвернусь, вы посмотрите все, что вам нужно, и положите журнал на место…
– А ты как будто ни при чем? – хмыкнула Ленская.
– Совершенно верно! – И портье, повернувшись спиной к стойке, принялся вытирать пыль.
Тем временем Ленская открыла журнал и просмотрела последние страницы с записями.
Разумеется, ее интересовали исключительно обитатели номера «Шаляпин». Причем именно те, кто жил или выехал недавно.
Ей повезло: за последнее время в номере проживала всего одна женщина, то есть можно было надеяться, что именно она была знакома с покойным Кешей Переверзевым и она потеряла брелок от ключей. Однако в данный момент дама в номере отсутствовала, и портье не мог дать определенного ответа на вопрос, когда она явится. У нее, дескать, свой режим, встает поздно, уходит, когда хочет, и приходит также.
Ленская сказала на прощание, что если портье проговорится даме из номера «Шаляпин», что ею интересовалась милиция, она, Ленская, в состоянии устроить не только портье, но и хозяину гостиницы грандиозные неприятности. Портье махал руками, прижимал их к сердцу и кивал головой, как китайский болванчик, заверяя таким образом Ленскую в своей полной благонадежности. Ленская не слишком ему поверила и поручила кое-что бравому молодому сотруднику с рысьими глазами и быстрыми движениями.
Фридрих тяжело приподнялся на мягкой широкой постели, отбросил легкое пуховое одеяло и застонал, вспомнив безысходность своего положения.
Он получил золото для его светлости, заплатив собственной душой за древний талисман, за магический уроборос.
Он получил золото для герцога – и что же он выиграл? Герцог по-прежнему держит его в клетке, опасаясь, что алхимик продаст тайну философского камня другому владыке, и тот, а не он станет богатейшим правителем Европы. И не только этого опасается герцог. Еще больше он боится, что слух о происхождении его богатства дойдет до ушей церковников, и те объявят алхимика еретиком, а заодно и самого герцога привлекут к церковному суду…
В итоге Фридрих, как и прежде, сидит взаперти, изготавливая для герцога чудодейственные снадобья и составы и делая для него золото, золото, очень много золота. Аппетит приходит во время еды, и аппетит у его светлости отменный.
Конечно, клетка, в которой герцог держит своего алхимика, золотая.
Поистине золотая.
Фридрих ест и пьет из золотой посуды, ему приносят лучшие лакомства с герцогского стола, тонкие вина и ароматные благовония, но все это не заменит ему свободы, вольного воздуха и простора…
Фридрих вспомнил свои молодые годы, гейдельбергские кабачки, которые он сутки напролет обходил со своими приятелями…
Увы, к молодости нет возврата. К молодости и к свободе.
Конечно, подумал Фридрих, кое-что он все же выиграл. Герцог благоволит к нему и больше не поминает своего нового палача. Впрочем, милость владык недолговечна: сегодня он добр к алхимику, но завтра может снова разозлиться за что-нибудь на него, поводы для государева гнева всегда найдутся…
Вот уже в последнее время он заговорил о том, что желает получить эликсир молодости. Не иначе, его навела на эту мысль австриячка. Ночная кукушка завсегда перекукует дневную. Хорошо, что на минувшей неделе его светлость выступил с войском в Данию, где идет война, и алхимик получил временную передышку, но когда герцог вернется, все начнется сначала: его светлость станет торопить его, топать ногами, орать, а там, глядишь, снова заведет разговор о палаче…
Фридрих вспомнил ту ночь, когда Мохаммед отвел его к Толстому Гансу, и мурашки побежали по его спине. Он подумал о той цене, которую заплатил за уроборос, и тоскливый страх охватил его душу…
Его душу? Он продал свою душу той ночью, сменял ее на живой браслет уробороса, на великий древний очистительный талисман, так что теперь его душа не принадлежит ему. Она в залоге, а Сатана – жестокий ростовщик, и залогов в его ломбарде не возвращают…
Фридрих спустил ноги на пол, нашарил домашние туфли, отороченные собольим мехом, подошел к умывальнику, торопливо умылся. Он взглянул на свое отражение в дорогом серебряном зеркале и тяжело вздохнул: кожа дряблая, лицо землистое, под глазами мешки. И сами глаза – тусклые, безжизненные… нет в них радости, блеска, жизни. За последние месяцы он постарел еще больше, как будто древний талисман вытягивал из него последние силы.
