В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего год - страница 83
― Фрезерую, ― поправил его Костя.
И снова стук в дверь. Стук, и сразу же явление. Пришел Алик, уселся за стол, потер, как с мороза, руки.
― Что там? ― потребовал отчета Смирнов.
― Удивительная штука! Разговорились старики, развоспоминались, смеются, ахают. И будто отец живой, будто с ними. Налей-ка мне, Саня.
Саня налил в свою кружку. Алик выпил. Закусил селедочкой, спросил у Виллена:
― Валюхи-то нет еще?
― Экзамены на аттестат сдаст и приедет, ― пояснил Виллен и доложил Алику: ― Письмо тут прислала и фотографию.
― Покажь, ― попросил Алик. Фотография пошла по рукам. Блистательная моментальная фотография: сморщив нос, хорошенькая девушка сбрасывает с плеч казакин ― жарко. И по белому ― надпись: "Ехидному братцу от кроткой сестренки".
― Красотка стала, ― констатировал Алик.
― А то! ― отвечал довольный брат.
― Да, теперь с такой сестренкой забот не оберешься, ― сказал Костя.
― А то, ― грустно согласился Виллен.
― Алик, ты вчерашнюю нашу газету читал? ― со значением спросил усиленно молчавший до того Владлен Греков.
― Мне в эти дни только газеты читать... Я свою-то не читал, а уж вашу...
― И зря, ― сказал Владлен и вытащил из кармана аккуратно сложенную газету. Алик развернул газету. Владлен указал: ― Вот здесь читай!
― "Лучше, когда "моя хата с краю"?" ― прочел название трехколонника Алик.
― Вслух не читай, ― распорядился Владлен.
Алик долго читал вслух. Закончив, спросил без выражения:
― Откуда им все известно о моем деле?
― Я им дал все материалы, ― признался Владлен.
― А ты от кого узнал, что меня привлекают?
― Это я Владлену сказал, ― тихо доложил Лешка.
― Все известно, один я ничего не знал, ― раздраженно заметил Смирнов. ― Друг, тоже мне!
― Ты ничем не мог мне помочь, Саня.
― Зато Владлен тебе помог!
― Помог, ― согласился Владлен. ― Разве не так?
― И мне помог тоже! Изящно обосрал с головы до ног!
― Не тебя, а ваши порядки.
― Трепотня и демагогия эта ваша статья! ― раздраженно закончил Смирнов.
― Зато Алик будет в порядке, ― не опровергая его, отметил Владлен. Помолчали все, понимая, что после такой статьи у Алика действительно все будет в порядке.
Греков поднялся:
― Ну, мне пора. Алик, будь добр, проводи меня немного. Мне тебе пару слов надо сказать.
Они Шебашевским вышли к Ленинградскому шоссе и мимо автодорожного института направились к метро "Аэропорт".
― Спасибо, ― выдавил наконец из себя Алик.
― Не за что! ― легко отмахнулся Владлен и добавил: ― А у меня к тебе маленькая просьба...
― Излагай. Я теперь тебе по гроб обязан.
― Ничем ты мне не обязан, ― сказал Владлен. ― А я тебе буду по-настоящему благодарен, если ты захочешь выполнить мою просьбу. Как ты знаешь, с понедельника я начинаю сдавать экзамены на вечерний юридический. Конечно же, меня примут. И я уверен, что историю там, устную литературу я сдам легко. Но вот за сочинение немного опасаюсь. А хотелось бы нос утереть всем, чтобы со всеми пятерками...
― Хочешь, чтобы я сочинение написал? А как?
― Раз плюнуть, Алик. На листке фотографию переклеим, кто там разбирать будет! А сочинение пишут всем кагалом, вечерники всех факультетов. Человек триста. Пойди там разберись. Это будет ровно через неделю, в следующую пятницу.
― Сделаю, Влад, ― заверил Алик.
― Помни, за мной ― не пропадет.
Они пожали друг другу руки, и Владлен спустился в метро.
Алик вернулся в сильно прокуренный уют приоровского дома. Лешка, как мог, подтренкивал на гитаре, а Саня, Виля и Костя, расплывшись по громадному дивану, громко и хорошо пели:
Выстрел грянет,
Ворон кружит.
Мой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
А дорога дальше мчится,
Кружится, клубится.
А кругом земля дымится,
Родная земля.
Эх, дороги
Пыль да туман.
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
В следующую пятницу Алик благополучно написал грековское сочинение, а в субботу ехал в подшефный колхоз, в деревню Дуньково, направленный туда рассудительным начальством, которое твердо знало, что он герой-то, конечно, герой, но лучше ему пока быть подальше.
Скверное это дело, ― пить водку в кузове грузового автомобиля на полном ходу. Из горлышка еще так-сяк, но Алик не умел из горлышка. Кричали девчата, и ребята из цехов.
― Александр Иванович, просим, Александр Иванович, давайте!
Машина шла по сравнительно ровному Волоколамскому шоссе, но шатало таки порядочно: горлышко три раза опасно ударилось о край гладкого стакана, вызвав тонкий и веселый звон. Алик опрокинул стакан в себя, и водка пошла под язык, в нос, по углам рта и ― частично ― в горло. Непопавшее туда он жевал и заглатывал. Он страдал и плакал.
― Летят утки, летят утки...
― ...Да два гуся, ― запели девчата из типографии. Отходили на конус большие леса вдоль дороги, было пасмурно, отлетая, вяло пролетали галки, а где-то далеко летели утки и два гуся! Алик пробрался к кабине ― поближе к девчатам ― и стал подпевать. Он сейчас любил всех девчат, но подсел к хорошенькой блондинке Асе.
― Пьяненький, ― тихо сказала Ася. Песня кончилась, и девчата заговорили. Поэтому Алик ненавязчиво прижался к теплому Асиному боку. Ася нерешительно пошевелилась. Тогда он обнял ее за талию, и она сразу же громко сказала:
― Ох, девочки, колхоз этот мне совсем уж не нужен. Колька на неделю приехал, Клава. Ты его знаешь? ― крикнула она в угол. ― А я ― на месяц в колхоз загремела. С кем теперь погуляешь в удовольствие.
