Парижская вендетта - страница 59

Зал ресторана потихоньку пустел. Посетители, закончив обед, прощались друг с другом и расходились по своим делам.

— Наполеон собирался завершить войну и перевести общество в режим мирного существования, — продолжала Ларок. — Не только во Франции, но и на завоеванных территориях. Однако войну требовалось чем-то заменить. А чем? Наполеону не повезло — в то время подходящих суррогатов не существовало.

— И чем же можно заменить войну?

Элиза пожала плечами.

— Подобрать замену сложно, но возможно. Нужен альтернативный враг — существующая или потенциальная опасность, против которой народ охотно сплотится. Например, угроза всеобщей гибели от ядерного оружия. На этом строилась «холодная война». Противники и пальцем друг друга не тронули, зато тратили миллиарды на подготовку к грядущим боям. Правители тогда жили припеваючи. Федеральный резерв США рос как на дрожжах. С тысяча девятьсот пятидесятого по тысяча девятьсот девяностый западная цивилизация достигла небывалых высот развития. Благодаря «холодной войне» человек ступил на Луну. По-моему, достойная замена войне реальной.

— Я вас понял.

— С противостоянием другим опасностям-заменителям уже сложнее. — Элиза нахмурилась. — За последние годы все перепробовали: глобальное потепление, дефицит продуктов, контроль над пресной водой, — однако ни одна из этих угроз не сумела устрашить и мобилизовать народ. Могли бы сработать программы по здравоохранению, образованию, кампании по строительству муниципального жилья, транспорту — широкомасштабные, всеохватные, — чтобы все население увлеченно следило за успехами, чтобы деньги текли в это русло рекой. Только вряд ли правительство займется подобным проектом. Даже малюсенькая война — дело затратное. И хотя здравоохранительные программы с программами социального страхования съедают огромные суммы, с расходами на подготовку и содержание армии их не сравнить. Они не столь разорительны, как война, и никогда ее не заменят.

Торвальдсен рассмеялся.

— Вы сами-то понимаете, какая это бессмыслица?

— Отлично понимаю. Но переход к миру — процесс сложный. Оставим пока вопрос управления, вспомним о коллективной агрессии. Ее ведь нужно куда-то направить.

— Как делали римляне? Гладиаторские игры и жертвоприношения в Колизее?

— Да, умный был народ, — сказала Ларок. — Все то, о чем я сейчас рассказываю, они применяли на практике. Общество находится в состоянии мира, нужно избежать раскола внутри страны — как быть? Вместо войны они предложили людям игры. В результате Римская империя процветала не одно столетие.

Датчанина ее рассказ явно заинтриговал.

— Да, герр Торвальдсен, — продолжала она, — даже античные монархи понимали, что в состоянии мира подданные не потерпят того, на что охотно согласятся, если на пороге маячит война. Это отчасти верно и в отношении современных демократических государств. Возьмем снова, к примеру, Америку. В пятидесятых годах из страха перед коммунизмом страна позволила властям пренебречь Первой поправкой к Конституции. До свободы ли слова, когда из-за океана якобы грозит ракетами Советский Союз? И после событий одиннадцатого сентября две тысячи первого года американцы пропустили такие законы, против которых в любое другое время возмутились бы! Потому что Патриотический акт серьезно ущемил гражданские свободы, разрешил вторгаться в личное пространство, контролировать жизнь людей. Прежде американцы сочли бы это оскорблением, а теперь безропотно снесли насилие над собой в обмен на безопасность…

— Или, по крайней мере, ощущение безопасности.

Элиза улыбнулась.

— Именно. Правдоподобная внешняя угроза позволяет правителю расширять свои полномочия. До тех пор, пока общество верит в ее реальность. — Она выдержала паузу. — И на этом можно грандиозно заработать.


— Плохо, что надпись ни о чем нам не говорит. — Малоун указал на загадочное послание в конце книги. — Хенрику наша неосведомленность не понравится.

Доктор Мюра сосредоточенно рассматривал непонятные строки.

— Есть у меня одна мысль… Идемте в Лувр. Проверю кое-что.


Судя по всему, Элиза серьезно поработала над своим проектом. Внимательно выслушав ее объяснения, Торвальдсен решил перевести разговор на Эшби.

— Вы не спросили меня о проблемах с утечкой информации, — дружелюбно заметил он.

— Я думала, вы сами заведете разговор, когда будете готовы.

Медленно потягивая вино, Торвальдсен собрался с мыслями.

— Эшби должен около тридцати миллионов. Большая их часть — ничем не обеспеченные личные займы под весьма высокие проценты.

— На мой взгляд, лорд Эшби честен и предан делу, — возразила Ларок. — Он выполнил все мои поручения.

— Лорд Эшби — вор. Как вам хорошо известно, несколько лет назад он водил тесную дружбу с коллекционерами краденых предметов искусства. Многие его приятели в конце концов очутились на скамье подсудимых…

— Причастность лорда Эшби не доказана.

— Это его не оправдывает. Он из той же компании, я точно знаю, — сказал датчанин. — И вы знаете. Поэтому он — член вашего клуба.

— И отлично справляется с обязанностями. Например, сейчас он в Париже, разыскивает важное свидетельство — главный ключ к разгадке. За это, герр Торвальдсен, я могу простить очень-очень многое.


Малоун и профессор Мюра спустились на эскалаторах в недра стеклянной пирамиды — в гудящий, точно улей, вестибюль, где в ожидании экскурсии толпились туристы. Интересно, куда ведет его ученый? К счастью, тот обогнул длинные очереди у кассы и направился в двухэтажный книжный магазин.