Убийство в Café de flore - страница 43
— Постойте, сэр! — Помощник комиссара резко поднялся из-за стола, сразу вспомнив, что в английском вместо «месье», уважительное обращение — «сэр». Он приветливо указал Алексу на стул.
— Присядьте на минутку. Я Вас долго не задержу, сэр. — На его лице появилась первая восхитительная улыбка за этот день. Оглянувшись по сторонам, он как можно ближе придвинулся к собеседнику и тихо произнес:
— Информация конфиденциальная, это так. Но мы ведь должны помогать друг другу. Надеюсь, мне там, зачтется? — и Антуан указал пальцем вверх, хитро подмигнув Алексу. — Как, насчет бартера, отче?
— Это было бы справедливо. — После некоторой паузы, как бы размышляя, ответил отец Алексий.
Август отдавал последнее великолепие своего блеска сияющему городу. Утро было восхитительное. Радостный птичий гомон на бульваре Сен-Жермен радовал слух. Запах петуний солировал, заглушая, пробивающийся аромат кофе из соседних кафейн и аппетитный запах жареной кукурузы. Молодые родители с колясками или «кенгурушками», глазеющими оттуда на мир детьми, энергично шествовали по бульвару. Гости города суетились и восхищались. Парижане продолжали просто жить: кто-то наслаждался чашечкой кофе, кто-то поливал цветы или целовался, старики читали ветхие книги рядом с юношами в наушниках и гаджетами. Казалось, что жители Парижа не работают, а проводят весь день в кафе, на свиданиях с любимыми, шопингах или просто выгуливают своих собак. Одним словом, — следуют восхитительной инструкции французов Art de Vivre.
Алекс усмехнулся: «Возможно, они правы, стараясь максимум взять от жизни». Он вспомнил православного священника из храма на rua Daru, с большим акцентом говорящего по-русски, а в конце службы полностью перешедшего на французский. Однако он любил своих прихожан, кажется, более всего на свете. «Действительно, зачем думать о Вечном, о духовном самосовершенствовании, когда можно просто жить? Любить. Наслаждаться жизнью здесь и сейчас. Отдавать благость своего счастья окружающим. Растворять в этой ауре негатив ближнего. Все дело в настоящем моменте, его наполнении».
Последняя мысль о «моменте» вернула его в настоящее: «Мм-да, прослушивающие аппараты, эти «жучки», — оказались германского производства… Итак, вопрос кто был частично закрыт. — Алекс снова задумался о полученной информации от Антуана. Вспомнил, как ему послышалась немецкая речь мужчины возле дома Мадлен ночью. «Кто он? Немецкий агент? Почему следит за Мадлен?»
Мимо него проехал малыш на самокате, а следом стремительно прошла его мать — молодая француженка, говорящая весело с кем-то по телефону. «Если бы такой профессионал хотел убить девушку, то давно бы уже сделал это. Тогда что ему нужно от Мадлен, и кто и зачем пытается лишить ее жизни?»
Молодая мать догнала сына на самокате и, взяв его за руку, стала переводить через дорогу по «зебре». Алекс машинально проводил их глазами. Почему-то его особенно радовали и волновали дети. Своих он точно не собирался заводить, решив посвятить себя полностью людям и пробуждению их душ для духовного восхождения. «Она правильно сделала, взяв малыша за руку, переводя через дорогу. — Подумал Алекс, провожая их взглядом. — Стоп! За руку, переводя… Ну, конечно!» — и он машинально быстро провел ладонью по волосам до того места, где резинка схватывала его волосы в тугой пучок.
Девушки сидели на металлических стульях в саду Тюильри возле круглого водоема, наслаждаясь, теплым солнечным днем. Кэтти наблюдала за отдыхающими, пытаясь найти модные объекты для своего сайта, а Мадлен «чистила» фотографии в фотошопе, превращая их в произведение искусства. Рядом на стуле стояла корзинка с торчащими французскими булками, листьями салата, термосом с чаем и другими продуктами, приготовленными для пикника. Кэтти правильно решила, что свежий воздух и работа помогут подруге отвлечься. Она хитростью затащила Мадлен в сад, и пока все шло по плану. Встреча с мадам Люси была назначена на послезавтра, а сегодняшний и завтрашний день они могут посвятить творчеству и безделью.
В саду было много молодых матерей с детьми или их нянь. Последних можно было узнать по цвету кожи, ненужной суете, менее изысканным манерам и дешевой одежде в сравнении с дорогим стилем детей. Парижане одевали своих детей и собак, как кукол для витрины Всемирной выставки. Но дети во всем мире — прежде всего дети. Они так же бегали, падали, хулиганили, плакали и смеялись, как все дети в мире. Их не беспокоила бирка известной марки на их штанишках, когда они рвали их, как и цвет кожи тех с кем они играли. Важно было доверие.
Кэтти умиленно смотрела на играющих живых «кукол». Потом, не выдержав, вскочила и, пообщавшись с матерями, принялась фотографировать их чад, включая собачек. Когда довольная результатом, она вернулась к Мадлен, та улыбалась.
— Ты будешь хорошей матерью, Кэтти. Я наблюдала, с каким восхищением ты смотришь на детей!
— Об этом я пока не думала. Сначала нужно встретить того, кто будет их отцом! Логично?
— Разве ты не встретила? Я говорю об Алексе. Разве ты не влюблена в него?
— Была. Но брак с ним исключен. — Кэтти на минуту стала серьезной.
— Я поняла, что ортодоксы не католики и им можно иметь семью. В чем же причина?
Кэтти исподлобья посмотрела на Мадлен. В ее взгляде была неприкрытая тоска.
— Его сердце отдано другой.
— Не поняла. Тогда почему он на ней не женится? — Посмотрев на печальную подругу, Мадлен ахнула, догадавшись. — Она умерла?
Кэтти кивнула головой.
