Убийство в Café de flore - страница 57
Послышались явно мужские шаги. Кто-то отодвинул и переставил внизу тяжелый предмет. Кэтти вздрогнула. Она почувствовала — рядом кто-то есть. Машинально зажала себе рот рукой — крик готов был вырваться из нее, но оглянувшись, увидела силуэт Мадлен и с облегчением вздохнула.
Мадлен приложила палец к губам. В слабом свете Луны лицо ее казалось прекрасным и решительным, словно сделанное из белого мрамора. Она была похожа на богиню Афину. В руке так же, как богиня сжимала какой-то предмет.
— Стой стрелять буду! — крикнула она и неожиданно для себя и Кэтти нажала курок.
Прогремел выстрел. Кэтти из-за шока села на пол. Внизу в темноте кто-то застонал. Другая фигура темным силуэтом присоединилась к раненому, и незнакомцы пытались покинуть дом через приоткрытое французское окно, ведущее в сад.
Кэтти спустилась и в конце лестницы, нащупав в темноте выключатель, нажала на клавишу. Вспыхнул свет. Хрустальная люстра, сверкая, осветила гостиную. Мадлен, бледная, все так же стояла в застывшей позе на лестнице, держа в руках старинный пистолет. За окном слышался крик «полиция» и звуки борьбы. На паркете были струйки крови.
— Надеюсь, ты не убила его, — произнесла Кэтти и попыталась шутить:
— Не ожидала, подруга, что ты такая меткая и сможешь попасть даже в темноте. Мои аплодисменты!
Мадлен стояла молча, не шевелясь и даже на расстоянии было видно, что ее бьет нервная дрожь. Кэтти забрала пистолет, взяла с дивана плед и набросила его на плечи подруги. Потом помогла ей спуститься по лестнице и усадила в кресло. Мадлен была похожа на мумию — без разума, чувств и эмоций. Кэтти с тревогой посмотрела на нее:
— Я мигом, поставлю и заварю чай.
Однако ее намерению не суждено было сбыться, по крайней мере, быстро. Два полицейских из Внутреннего ведомства, которые ехали за ними следом, вошли через то же высокое окно. Представившись и, показав Кэтти удостоверение, один из них — человек в бейсболке, сказал сухо:
— Мы схватили воров. — Теперь без солнечных очков, были видны его резко обозначенные мешки, под ничего не выражающими глазами. — Один из них ранен.
— Сильно?
— Пустяки.
— Мадлен выстрелила случайно, в темноте из-за сильного волнения.
— Мы в курсе о ходе расследования. Поэтому мы здесь, чтобы защитить ее.
— Однако вы не торопились, — язвительно подметила Кэтти.
Офицер ничего не ответил и отошел в сторону. Обернувшись, он кивнул на Мадлен, находящуюся еще в шоке:
— Сделайте ей чай, но лучше бренди или виски, если есть. Этих двоих мы увозим в Париж, пока не вмешалась Муниципальная полиция Ришелье. — И, словно предупреждая вопрос Кэтти, сказал:
— Рана незначительная. Мы его перевязали.
Кэтти кивнула. Было не до шуток и взаимных упреков. Она подошла к бару, чтобы найти виски. Выпив их с водой, Мадлен, действительно, стала приходить в себя. Она смогла говорить:
— Не знаю, как это получилось, Кэтти… Я не убила его?
Вбежала перепуганная мадам Бенуа. Увидев Мадлен и Кэтти здоровыми и невредимыми, она радостно всплеснула руками и подошла к девушкам, ни о чем не расспрашивая.
— С тобой все в порядке, дорогая? — Она, как мать обняла Мадлен, крепко прижав к себе. Объятия или виски тому были причиной, но, наконец, слезы в два ручья потекли по щекам девушки. Она тихо плакала, уткнувшись в грудь Клер. Все успокоилось, и только всхлипы и рыдания время от времени нарушали ночную тишину дома.
— Поплачь, поплачь, моя милая, — приговаривала мадам Бенуа, и Кэтти впервые видела ее лицо без макияжа, в наспех надетой косынке. Она была так похожа на обычную пожилую женщину, каких много в Киеве, но исходящий внутренний свет от лица превращал его в лик мадонны.
Кэтти вздохнула и смахнула слезу — то ли от пережитого, то ли от зрелой красоты Клер или от радости, что все наконец-то закончилось. По крайней мере — теперь.
Каждое утро с четырех до шести Алекс становился в «столб». Это была одна из обязательных даосских практик Цигун, которую он выполнял. И ничто не могло его заставить нарушить это правило. Вечером он два часа медитировал.
Вот и сегодня, 6 сентября, выйдя из двухчасовой «стоячей» медитации и, как обычно, постукивая ладонями по своему телу, он снова вспомнил разговор с епископом после исповеди. На вопрос Его Преосвященства, зачем он это делает, ответил, что ведет себя по-христиански. Ведь, выполняя Учение Христа, первые его последователи так же стояли в «столбе» и даже выполняли эту практику на столбе. Серафим Саровский стоял на камне, который потом его почитатели разнесли на кусочки, как источник исцеления.
Отец Алексий напомнил епископу, что в неканоническом Евангелие от Фомы, Христос дает прямые наставления ученикам, как выполнять духовную практику стояния в «столбе». Зачитал цитату. Привел пример из канонического Евангелия, где Апостол Павел в Первом письме к коринфянам писал: «Я каждый день умираю». Только те, кто глубоко медитируют, могут понять выражение святого Павла и слова Христа ученикам.
Он вспомнил проникновенный взгляд Его Преосвященства, его глаза, в которых блеснул отсвет от огня истины. Вероятно, в тот момент он понял, что значат слова Христа о руках и ногах, которые ни один священник не мог объяснить. Именно поэтому вся церковная братия избегала цитировать Евангелие от Фомы кроме единственной строчки — об еде в пост. Эту мудрость отцы церкви могли объяснить. Поймет ли его епископ или пришлет другого священника?
Алекс закончил практику ровно в шесть утра, и сразу же позвонила Кэтти. Если учесть, что раньше десяти она никогда не звонила, то это был очень ранний звонок. Данное обстоятельство сразу насторожило Алекса. По взволнованному голосу девушки он понял, что случилась беда.