Мадам будет в красном - страница 33

Повеселевшая и похорошевшая Ляля выглядела как обычно. Порхала от плиты к столу, что-то щебетала. Мария Ивановна отметила лишь лихорадочный блеск ее глаз и повышенную суетливость движений. Обычно Ляля была медлительной, даже вялой. Улучив момент, Мария Ивановна шепнула Сергею, чтобы он зашел к ней поговорить. И тот появился в квартире напротив всего через час, не больше.

– Вы что-то хотите мне рассказать? – Обычно невозмутимый, Бердников выглядел нервным, у него даже руки тряслись.

Мария Ивановна решила, что он тоже заметил странности в поведении жены, и это существенно облегчало ее задачу.

– Сережа, это касается Ляли, – медленно начала она, тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть, не напугать. – Ты прости меня, если тебе кажется, будто я лезу не в свое дело, но вы мне не чужие, много лет живем бок о бок.

Бердников напрягся еще сильнее, по мощной шее пошли неровные красные пятна.

– Слушаю, – сказал он, и Мария Ивановна каким-то седьмым чувством поняла, как тяжело дается ему это показное спокойствие.

– Сережа, я, конечно, не специалист этого профиля, я всего лишь педиатр, но я хорошо училась в институте и готова ручаться за свои слова. Мне кажется, нет, я уверена: ты должен показать Лялю врачу.

По лицу Бердникова прошла тень. Он растер щеки и лоб крепкой рукой, шумно выдохнул.

– Господи, Маша, не пугай ты меня так, я уж думал, ты ее на измене поймала, – сказал он и даже засмеялся от облегчения.

– На измене? – Мария Ивановна все еще не понимала, а потом вдруг ход его мыслей стал для нее очевиден, и теперь уже она застыла, не понимая, как реагировать.

– Сережа, – голос ее стал еще более тихим, вкрадчивым. – Если то, что мне кажется, правда, то лучше бы Ляля действительно тебе изменяла. Это было бы больно, обидно, но не страшно.

– Ты думаешь, у нее рак? – Теперь в голосе Бердникова зазвучала тревога. – Какому врачу я должен ее показать?

– Нет, что ты. Мне кажется, Ляля совершенно здорова, но ее нужно показать психиатру.

– Кому? – В голосе Сергея звучало такое неприкрытое изумление, что Мария Ивановна вдруг отчаялась достучаться до него, объяснить всю серьезность ситуации. – Ты хочешь сказать, Ляля ненормальная?

– Я врач и такими терминами не оперирую. Но я вижу у Ляли признаки душевного недуга. Если уж быть совсем точной, симптомы шизофрении. Но еще раз повторю, я – не психиатр и могу ошибаться. Нужно, чтобы ее осмотрел специалист.

– Да чушь это все. – Сергей поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. – Ляля такая же нормальная, как ты или я. Просто ей скучно. Она ж не работает, сидит целый день дома, одна с детьми, я в отъезде, ей даже словом перекинуться не с кем. А у нее натура такая, легковозбудимая, творческая. Она же балетом увлекалась, танцевала, а потом за меня замуж вышла и засела дома. Вот и чудит.

Мария Ивановна понимала, что цели своей не достигла, но настаивать дальше не стала. В конце концов, ей могло и показаться, а психиатрический диагноз не шутка, чтобы разбрасываться им направо и налево. Самой себе она дала слово за соседкой присматривать, но та вела себя как обычно, готовила еду, прибирала квартиру, вместе с Сергеем водила девчонок на прогулку. Из глаз ее исчез лихорадочный блеск, так испугавший Марию Ивановну, и она уже начала успокаиваться, считая случившееся вообще плодом своего воображения. «Тебя бы, матушка, доктору показать, а не Лялю», – строго выговорила она себе и выкинула дурные мысли из головы.

Второй приступ случился у Ляли Бердниковой опять в отсутствие мужа. За Марией Ивановной снова прибежала маленькая Аня, которая тянула соседку в квартиру, объясняя, как мама с кем-то разговаривает, хотя в комнате никого нет. А их с Евой в комнату не пускает. Поспешившая на зов Мария Ивановна убедилась, что Ляля заперлась в их с Сергеем спальне и за дверью ведет с кем-то страстный диалог. Голос ее был испуганным, поэтому Мария Ивановна, будучи женщиной решительной, сбегала домой, принесла стамеску и вскрыла дверь.

Ляля, как и в прошлый раз, сидела на кровати. Только сейчас она не раскачивалась, а разговаривала с кем-то невидимым, размахивая руками и словно отгоняя невидимого собеседника.

– Не подходи ко мне, – взвизгнула она, и Мария Ивановна решила, что Ляля обращается к ней, но нет.

Соседку женщина не замечала, предпочитая вести диалог с собеседником, живущим в ее воображении. В какой-то момент она завизжала, страшно, на высокой надрывной ноте, упала навзничь на кровати, начала отмахиваться руками и ногами, словно отгоняя остававшегося невидимым врага. Марии Ивановне ничего не оставалось, как вызвать «Скорую».

Приехавшая психиатрическая бригада сделала укол, после которого Ляля практически сразу уснула.

– Она вам родственница? – хмуро спросил мрачный, смертельно уставший врач, заполняя необходимые бумаги.

– Нет, соседка.

– А родственники есть?

– Да, конечно, муж. Но он сейчас в командировке.

Сказав это, Мария Ивановна вдруг вспомнила про Еву и Аню, которых в суматохе упустила из виду. Бросилась их искать и нашла трехлетних девочек на кухне. Сестры сидели, забившись в угол между кухонным столом и стеной. В сползших, не очень чистых колготках, в жутко грязных футболках, они испуганно жались друг к дружке и держались за руки. Разорвать кольцо их рук Марии Ивановне удалось не сразу.

Вместе с детьми она вернулась в спальню, где на кровати лежала укрытая одеялом Ляля.

– Мама умерла? – шепотом спросила у нее Аня.

– Нет, что ты. – Мария Ивановна наклонилась и быстро поцеловала девочку. – Она спит, и вас я сейчас тоже уложу спать, у меня дома, в комнате Липы. Хорошо?