Мадам будет в красном - страница 43

– Во время обследования Евы Бердниковой вы использовали тиопентал? – спросил Лавров. – Олимпиада Сергеевна, она могла его где-то попробовать и подсесть?

– Нет. Не использовала. Это было совершенно не нужно. Кроме того, по большому счету никакого обследования и не было. Ева сбежала из больницы на пятый день, как сюда поступила. И единственное, в чем я уверена в отношении состояния ее здоровья: она совершенно точно не принимала никаких сильнодействующих веществ.

– Почему у вашей мамы случился инсульт? От чего она так разнервничалась?

– Ева, по ее словам, была совершенно неадекватна. Она не кричала и тем более не била маму. Она разговаривала совершенно спокойным, но механическим голосом. Будто она робот. Маму еще поразили ее глаза, совершенно мертвые. Она объясняла, что это была Ева и как бы не Ева одновременно. Она просила лекарство, она спрашивала, как именно мама хотела бы умереть. И мама сильно расстроилась, у нее подскочило давление. Она пыталась позвонить мне, но Ева отобрала у нее телефон и раздавила его каблуком. Маме стало плохо, а Ева просто ушла, оставив ее лежать на полу.

– Вы не пытались ее найти? Поговорить с ней?

– Когда мама смогла мне все рассказать, я ходила к Еве домой. Я же врач, а ей нужна была незамедлительная помощь. Но дома ее не оказалось. Больше попыток я не предпринимала. Я и так потратила на Еву слишком большую часть своей жизни. Ей нужно лечение. Это я понимаю совершенно четко. Но выстраивать планы по ее спасению больше не хочу и не буду. Если вам кажется, что я нарушаю клятву Гиппократа, то так тому и быть. Ева принесла моей семье и мне лично и так слишком много горя.

– Олимпиада Сергеевна, если через вас Ева не могла достать то, что ей требовалось, как вы считаете, она могла это раздобыть где-нибудь еще?

Липа немного подумала, а затем лицо ее страдальчески искривилось.

– Я думаю, она могла попытаться достать тиопентал через Бориса, – сказала она через силу. – Ева, когда ей это нужно, всегда умела быть настойчивой, а он никогда не мог ни в чем ей отказать.

– Олимпиада Сергеевна, – Зубов начал сердиться. – Надо из вас выдавливать информацию по капле? Вы можете внятно объяснить все от начала и до конца. Начиная с того, кто такой Борис.

– Борис? – Она горько усмехнулась и на пару секунд закрыла лицо руками. – Это мой бывший жених, который стал мужем Евы. Правда, ненадолго. Их брак был скоропалительным, и прожили они вместе всего-то десять месяцев. Ева увела его у меня. Не зная зачем, не знаю, что она хотела доказать. Но она быстро утратила интерес к семейной жизни и увлеклась чем-то новым. Да и свекровь ее не жаловала, и, если честно, я ее понимаю. Но как бы там ни было, Борис Савельев – врач-анестезиолог, работает в нашей областной больнице, и если в больном мозгу Евы возникла идея добраться до каких-то там медицинских препаратов, то кроме меня и моей мамы ей вполне могло прийти в голову обратиться к Борису.

* * *

Февраль в этом году выдался снежным, а значит, чистым. Впрочем, за городом в любую погоду снег оставался белым. Как любила говорить Ольга Бабурская, девственным. Светлана Калинина, домработница Бабурских, стоя на крыльце, вдохнула морозный, немного колкий воздух полной грудью и зажмурилась от удовольствия. Воздух пах свежестью, был чист от выхлопных газов или ядовитого дыма, выплевываемого в небо трубами промышленных предприятий. В этом загородном поселке земля и дома стоили целое состояние именно потому, что находились действительно в экологически чистом месте, вдалеке от промзон, мусорных полигонов, аэропорта, железной дороги и прочих объектов, необходимых для цивилизации, но наносящих непоправимый ущерб природе.

Впрочем, так далеко в своих рассуждениях Светлана не заходила. Она была простой женщиной, медсестрой по образованию, еще в начале двухтысячных сменившей белый халат и нищенскую зарплату на фартук домработницы и, по совместительству, еще и сиделки. За восемнадцать лет работодатели ей попадались разные – вежливые и стервозные, склочные и добрые. С одними она расставалась без сожаления, к другим прикипала всей душой, но, пожалуй, не было семьи, к которой она привязалась бы так же сильно, как к Бабурским.

Конечно, работа здесь была, мягко говоря, непыльной. Уборка в пусть даже и большом доме, в котором жили всего три человека, много времени не занимала. Готовить Светлана любила, тем более и Ольга Аполлинарьевна Бабурская была отменной хозяйкой и частенько вставала к плите сама, чтобы побаловать мужа. Стирка? Глажка? Смешно, ей-богу, когда семья-то всего ничего. Детей нет, а вместе с ними и неизбежного гвалта, разбросанных игрушек, пролитого варенья или замызганных футболок. Нет, работа спокойная, отношения с хозяевами прекрасные, свободное время удавалось проводить с пользой благодаря имеющейся в доме прекрасной библиотеке, да еще видеотеке, в которой Светлане разрешали брать любые фильмы.

Конечно, в последние года полтора Михаил Валентинович совсем сдал, но все-таки обслуживал себя всегда сам, не допуская домработницу ни к гигиеническим процедурам, ни к одеванию-раздеванию. Она только делала ему уколы, в случае необходимости ставила капельницы, да по часам приносила прописанные таблетки. Вот, пожалуй, и все. Не считать же дополнительной работой необходимость подать хозяину завтрак или обед в постель, если он плохо себя чувствует и проводит день, не выходя из спальни.

Когда хозяина убили, Светлана немного растерялась. Она понятия не имела, останется ли Ольга Аполлинарьевна жить на даче или переберется в городскую квартиру. Нужна ли ей будет домработница на полный день, да еще с пансионом и проживанием, и поэтому начала подумывать о возможном переезде. Уезжать из Спасского-Лутовинова ей не хотелось. И дом, и хозяйка, и объем работы, и уровень зарплаты устраивали ее полностью, но все могло измениться в любой момент, и Светлана предпочитала быть к этому готовой.