- страница 297
— Но зачем было его прятать?
— Мне не хотелось рисковать — ведь столько слуг Гальбаторикса по-прежнему на свободе, а драконов осталось так мало! Я боялась, что кто-то может узнать о Фирнене.
Он тогда еще был слишком мал, чтобы хоть как-то защитить себя.
— Неужели ты действительно опасалась того, что кто-то сможет прокрасться в Дю Вельденварден и убить его?
— Порой там случались весьма странные вещи… А поскольку драконы находятся на грани полного исчезновения, я не желала рисковать. Если бы это было в моих силах, я бы держала Фирнена в Дю Вельденвардене еще лет десять, пока он не станет таким большим, чтобы уж никто не посмел на него напасть. Но он так хотел улететь, что я не смогла ему отказать. И потом, мне необходимо встретиться с Насуадой и Ориком — уже в новом качестве.
Эрагон мысленно слышал, как Фирнен рассказывает Сапфире о своей первой добыче — олене, пойманном в эльфийском лесу. Он знал, что и Арья тоже слышит разговор драконов. Он заметил, как дрогнули в улыбке ее губы, когда Фирнен описывал свои попытки догнать косулю, после того как наступил на ветку и вспугнул ее.
— И давно тебя избрали королевой?
— Через месяц после моего возвращения. Ванир, впрочем, об этом не знал. Я попросила не сообщать ему об этом, как нашему послу у гномов. Мне хотелось пока что полностью сосредоточиться на воспитании Фирнена и не тревожиться о государственных делах и всяких визитах… Но тебе, наверное, интересно было бы узнать, где я его выращивала? На Утесах Тельнаира, где жили Оромис и Глаэдр! Мне показалось, что это… справедливо.
Оба снова помолчали. Потом Эрагон, указав на Фирнена, спросил:
— Как же все это произошло?
Арья улыбнулась.
— Когда мы вернулись в Эллесмеру, я заметила, что Фирнен начинает ворочаться в своей скорлупе, но я ничего такого не подумала, ведь и Сапфира часто ворочалась в яйце. Но не успели мы добраться до Дю Вельденвардена и миновать охраняемые границы, он взял и проклюнулся! Был уже почти вечер. Я ехала, держа яйцо на коленях, как когда-то возила и Сапфиру, и разговаривала с ним. Я рассказывала ему о нашем мире, говорила, что теперь он в безопасности, и вдруг яйцо затряслось, и… — Она вздрогнула и тряхнула головой, а в глазах у нее блеснули слезы. — А потом между нами установилась такая нежная связь… Собственно, я именно так все это себе и представляла. Стоило нам коснуться друг друга… Я всегда хотела быть Всадницей, Эрагон! Всегда хотела иметь возможность защищать свой народ, хотела отомстить Гальбаториксу за гибель отца, но не верила в такую возможность для себя, пока не увидела первую трещинку на яйце Фирнена.
— И когда вы соприкоснулись, то…
— Да. — Арья подняла левую руку и показала Эрагону серебристую отметину на ладони, точно такую же, как и у него, гёдвей игнасия. — У меня возникло такое ощущение, будто… — Она умолкла, подыскивая нужные слова.
— Будто ты коснулась ледяной воды, и теперь твоя рука горит, и ее даже как будто покалывает, — подсказал Эрагон.
— Да, именно так. — И Арья невольно обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно.
— Итак, вы вернулись в Эллесмеру, — сказал Эрагон.
Теперь уже Сапфира рассказывала Фирнену о том, как они с Эрагоном плавали в озере Леона во время своего первого путешествия в Драс-Леону, еще с Бромом.
— Да, мы вернулись в Эллесмеру.
— И вы с Фирненом поселились на Утесах Тельнаира. Но зачем тебе было становиться королевой, если ты уже стала Всадницей?
— Это была не моя идея. Датхедр и другие наши старейшины пришли ко мне на утесы и попросили принять плащ моей матери. Я отказалась. Но они снова пришли на следующий день и на следующий. И приходили каждый день в течение целой недели, и каждый раз с новыми аргументами в пользу того, почему мне следует принять ее плащ и корону. В конце концов они убедили меня, что так будет лучше для всего нашего народа.
— Но почему все-таки именно ты? Не потому ли, что ты — дочь Имиладрис? Или, наоборот, потому что ты стала Всадницей?
— Нет, это не потому, что Имиладрис была моей матерью. Хотя отчасти, конечно, и это повлияло на их выбор. И не потому, что я стала Всадницей. Наша внутренняя политика куда сложнее, чем у людей или у гномов, и выбор нового правителя у нас никогда не происходит легко. Тут нужно учитывать согласие десятков различных домов и семей, а также многочисленных старших представителей нашей расы, и каждое предложение, сделанное ими, это часть сложной игры, в которую мы продолжаем играть вот уже много тысячелетий. В общем, было немало всяких причин, побудивших их выбрать именно меня. И далеко не все эти причины вполне очевидны.
Эрагон переступил с ноги на ногу, глядя в пространство между Сапфирой и Арьей. Он пока что не мог примириться с ее решением.
— Но разве можно быть одновременно и Всадницей, и королевой эльфов? — спросил он. — Всадники вроде бы не должны оказывать предпочтения ни одной расе. Иначе народы Алагейзии перестали бы им доверять. И потом, как ты сможешь участвовать в восстановлении нашего ордена и воспитании нового поколения драконов, если будешь занята многочисленными королевскими делами и обязанностями в Эллесмере?
— Наш мир уже не тот, каким был прежде, — сказала Арья. — И Всадники уже тоже не могут жить сами по себе, как это было когда-то. Их слишком мало осталось, и одним им не выстоять. Пройдет еще немало времени, прежде чем Всадников будет достаточно и они смогут занять в обществе свое прежнее место. Ведь и ты принес клятву верности Насуаде, и Орику, и его клану Дургримст Ингеитум. Но не нам, не алфакин, и было бы только справедливо, чтобы и эльфы тоже имели своего Всадника и своего дракона.
