Слуги зла - страница 69
— Ты думаешь, я дурак, да? Не-ет, ты хуже думаешь, ты думаешь, я подлец. Ты думаешь, я в натуре служу Злу, ну или там кому — в спину убиваю кого ни попадя, эльфов, да? Ты думаешь, я конченый?
— Нет. Я думаю, ты в беде.
— Ну вот, — Элиас глотнул еще, вздрогнув от горечи. — Сеструха проснись-траву добавляет, чтоб было покрепче… но горько, блин. Я тебе скажу. Только не смейся и не перебивай. Я, знаешь, почему с тобой вообще стал разговаривать? У тебя вид был… человеческий.
Я улыбнулся:
— Я старался. После Пущи это непросто.
Элиас кивнул:
— Я догадался. У меня друг был, мы росли вместе. Найджел. Хороший парень, просто хороший парень, понимаешь, но… как тебе сказать? Больше всех надо. Типа, за всех ему плохо. Ему однажды отец вломил, что он слепому свою куртку отдал — ну все такое. Я вместе с ним дрался все время, ну повсюду ему надо было ввязаться… И один раз он пропал. Понимаешь?
— Ушел в Пущу?
— Знаешь, сейчас время такое, многие пропадают. Говорят, их орки воруют и жрут, горы-то рядом, блин. Когда война с Карадрасом была, орки были за него — так что теперь они злые вообще, как псы, ну и крадут людей. Детей там… Но это было еще давно, а про Найджела все равно думали, что его орки украли. Орки же… сам знаешь. Только я потом его видел.
Я смотрел на Элиаса и чувствовал, как ему мучительно трудно говорить долго и связно. Он делал большие паузы и сжимал кулаки; ему было трудно перевести дух от давней боли — и мне это очень ложилось на сердце.
— Я его видел, говорю… Я ходил в деревню, к деду, а по тракту ехали эльфы… ну и он среди них, Найджел. Он был уже совсем на себя не похожий, но я ж его с детства знал, понимаешь? Он был красивый, офигенно красивый, весь в зеленом — и какой-то… — Элиас судорожно вздохнул.
— Ты его окликнул, но догадался, что твой друг тебя забыл, да?
У Элиаса дернулась щека:
— Окликнул. А он — как не слышит. Тогда я подошел поближе — они шагом ехали. Он на меня посмотрел… как на блевотину…
— Он забыл тебя.
Элиас грохнул по столу кулаком, совсем как его отец:
— Себя он забыл, блин! Я говорю: Найджел, вали домой, что ты тут, тетка Полина все глаза выплакала, а он мне: отойди от меня, смертный! Бессмертный, блин! Ты бы слышал, как он это сказал! Все равно, что плюнул в лицо…
— С тех пор ты перестал верить?
Элиас поднял отчаянные влажные глаза:
— Дэни, понимаешь, раньше ему было курицу зарезать жалко, а теперь он меня бы прирезал — не сморгнул бы! Или тетю Полину. Или еще кого из своих, — Элиас тяжело перевел дух. — Раньше он всех жалел, а теперь в нем и на грош жалости не осталось, вот что.
— Ты это рассказал…
— Да кто мне поверит, блин! Тетя Полина только разревелась — утешаешь, говорит, меня. Эльфы, они же, считается, светлые, высокие. Перворожденные, блин. Эльфы нашему королю, чтоб он опух, помогли с Карадрасом справиться! Теодор с Государыней договорился, честь и слава, блин… а сам только налоги повышает, старая пьянь, — на последних словах Элиас невольно понизил голос. — Ждет небось, чтобы Государыня ему молодость вернула, эльфы, говорят, это могут. Да, еще подожди…
— Тебя нельзя назвать преданным вассалом, — улыбнулся я.
— А кому я изменял? — Элиас снова грохнул кулаком по фамильной привычке. — Мой брат за него умер, чтоб он опух, соседи теперь, считается, продались Темному Властелину, а раньше все были союзниками, шерсть к нам возили — а я все верный. Вот исполнится мне двадцать — он и меня пошлет подыхать за корону, я пойду, я подохну, а ты говоришь!
— Я не всерьез, Элиас, — сказал я. У меня опять резануло в груди; он был так юн и так невероятно беспомощен перед тяжело постижимым для смертного могуществом Пущи, магией Государыни, что я испугался за него — и за других. Мое сочувствие аршам оказалось только первым шагом по этой стезе — милые друзья из-под гор хотя бы могли за себя постоять. У своих собственных сородичей я видел лишь абсолютную беззащитность.
— Да понял я, — отозвался Элиас устало. — Я же все вижу. Бабушка-покойница еще, бывало, говорила бате, мол, Дерек, воткни булавку в воротник, а он: мамаша, все это чушь. Никакого зла от эльфов не бывает. Эльфы — светлые, они добро творят, они — союзники нашему королю. И точка. Ну да, — протянул он тоном горько обиженного ребенка, — союзники они! Наши парни умирают, а они тут рассекают, все в золоте. А если им кто из людей приглянется, так они из него душу вынут своей магией, блин! И девчонки, что ты думаешь? Они же помешались на эльфах! Им же теперь подавай эльфов, а сам ты — грубая скотина, блин, без обхождения. Ну да. Очень они эльфам нужны! Такая дура на эльфа пялится-пялится, а он на нее — как на вошь, как на коровью, блин, лепешку глядит. Как же, бессмертный, блин! Светлый, прекрасный… падла… А ей, похоже, только за радость…
Я ткнул его в плечо, как ткнул бы арша, — Элиас слабо улыбнулся:
— Ты не думай, я не трус. Я просто… ну как сказать… Ведь когда такой рыцарь, блин, на тебя смотрит — фиг ты ударишь, фиг выругаешься. Будто заранее проиграл, блин. Я же пробовал! — выкрикнул он в совершенно детском отчаянии. — У меня же все слова куда-то деваются! Просто язык проваливается в задницу — а он смотрит. А потом еще скажет, мол, что, вахлак, высказался? Ну свободен, проваливай. Словно король холопу…
— Я знаю, — сказал я. — Я сам был такой. Я знаю, как это происходит… И, видишь ли, мне интересно, понимал ли ты, когда замахивался на меня этой заточенной железкой, что любой эльф со своим боевым опытом, исчисляемым столетиями, услышит тебя за милю, оценит твои намерения — и исход будет один. Ты — подонок, приспешник Тьмы, трус, подлец, ты сам это проговорил. Тебя убили бы с наслаждением, без малейшего колебания, без сомнений. Ты понимал это, а?
