Жнецы Страданий - страница 123
Наставник Лесаны посмотрел на Нэда и ровно ответил:
— Я, Глава, не Велик день, чтобы меня ждать. И пояс я не требую. Мой пояс при мне, — Клесх указал глазами на свой, уже потертый и видавший виды широкий ремень. — Я прошу опоясать мою выученицу.
Про то, что их обоих не было в Крепости три года только потому, что им воспретили тут появляться, Клесх смолчал.
Казалось, даже во дворе было слышно, как смотритель скрипнул зубами.
Лесана смотрела из-за спины наставника остановившимся взглядом, в котором не читалось ни смятения, ни волнения, ни неловкости. Будто глядела и не видела, слушала и не слышала. А уж рожа-то какая застывшая, ну вся в наставника своего! Нэд поднялся из-за стола, за которым по обычаю сидел, и обвел глазами остальных креффов.
— Что скажете на речь сию? Упредить ли девке пояс и облачение?
В покое на несколько мгновений воцарилась тишина. Все припоминали, как Глава изгонял из Цитадели креффа с бестолковой выученицей. А теперь — немыслимое дело — полоумный наставник не просит, а всем видом призывает никчемную послушницу опоясать.
Дарен хмуро взирал на Лесану. Девка в жилу так и не пошла. В росте, правда, вытянулась и по всему видно — сделалась крепка. Такую за зад ущипнешь — пальцы сломаешь — нежного тела не осталось, вся твердая, как доска.
Вот только жилы любому нарастить можно, как и мясо с любого согнать. А пояс ратоборца за одну только выносливость не дают. Поперед всего Дар для того нужен. И силы немалой. А крефф, как ни вглядывался, не видел в выученице Силы, не чуял. Стояла перед ним — не девка и не парень. Для девки слишком крепка и суха, для парня — тонка и узкоплеча. Ни рыба, ни мясо, ни хлеб, ни репа. Не пойми что.
— Я, Глава, на это так скажу, — пробасил со своего места наставник ратоборцев. — Ежели Клесх в своей выученице так уверен, можно и опоясать. Вот только я ее в бою не видал. Может, в наставнике кровь молодая играет? Кто его знает, чему он там послушницу учил, каким премудростям…
Клесх после этих слов так посмотрел на могучего креффа, что тот осекся и продолжил, словно споткнувшись:
— Так вот. Пока кто-то эту тощую не испытает, я опоясывать ее поостерегся бы.
Со своего места подал голос Руста:
— А Дарен дело говорит. Мы ее и правда три года не видели. Как иначе понять, что девчонка из себя явит?
Креффы переглядывались, согласно кивая.
— Значит, испытывайте, — легко согласился наставник Лесаны. — Кто против нее выйдет? Озбра? Или ты сам, Дарен?
Вой поднялся со скамьи:
— Сам. Идем, малохольная, поглядим, чему ты там выучилась, — и он махнул рукой.
Девушка вопросительно посмотрела на наставника и только после его кивка последовала следом за могучим воином. Близ высоченного мощного креффа она смотрелась, словно колос рядом с дубовой колодой.
— Клесх, ой дурость затеял, — проскрипел, ковыляя мимо, Рэм. — Девка — ратоборец? И так курам на смех, а уж супротив Дарена… Ну, может у тебя запасные выученицы есть.
В ответ на эти слова крефф только усмехнулся и посмотрел поверх седой головы на Майрико, которая шла вместе со всеми к выходу.
Целительница казалась какой-то осунувшейся, уставшей, похудевшей. В уголках светлых глаз появились тонкие, едва заметные морщинки. Но она была все такой же стройной, гибкой, с белой нежной кожей, похожая на ландыш.
Лекарка улыбнулась ему и, проходя, мимолетно коснулось рукой плеча, словно бы желая выразить свое участие, свою радость. Он в ответ кивнул.
Озбра, Ихтор, Лашта, Бьерга. Лица людей, которых он не видел несколько лет, мелькали одно за другим. Последним из покоев, следом за бледным и отчего-то растерянным Донатосом, выходил Нэд. Лицо Главы являло собой застывшую личину недовольства.
* * *
Ратный двор Цитадели заполнился народом. Креффы в ожидании предстоящего, переговаривались негромко и слегка оторопело, забыли даже о послушниках, незаметно стянувшихся со всех концов крепости. Тут были и молодшие — впервые видевшие Лесану и вообще — девку-воя, пришли и те, кто помнили и застали ее в Цитадели. Вот только одногодков не было — все уже разъехались, опоясанные. Больше не свидятся.
Послушница стояла особя, положив ладонь на рукоять меча.
— Как биться-то будем? — хмуро спросила она.
Девушке не нравилась затея с боем. Она казалась себе из-за этого каким-то ярморочным скоморохом, поглазеть на которого собираются все, кому не лень. От общего недоверчивого внимания, от перешептываний на душе делалось погано. Нешто всю жизнь ей доказывать, что она не девка — ратник? Нешто так и будут в ней сначала бабское видеть и лишь потом — Дар, богами ниспосланный? Отчего ж люди сперва видели в ней девку порченую и только потом уже обладательницу могущественной Силы, защитницу и бойца?
Вон, и Дарен так же. Смотрит недовольно, презрительно, мол, что взять с бабы? Кроме прялки, чугунов да серпа ей никакое другое оружие сроду не подчинится.
— Как? — снова подала голос девушка. — До первой крови?
— Чего? — ее супротивник захохотал. — Ты хоть десятую долю оборота продержись. До первой крови… Ну, ежели на подвиги потянуло, давай и до крови. Донатос, далеко не уходи. Надо будет дурищу упокоить, да Дар отпустить. Авось в ком толковом возродится.
Колдун, на удивление, ничего не ответил. Смотрел хмуро, сжав губы, и молчал.
Расталкивая толпу, вперед протискивалась Нурлиса. Бабка поддавала локтями всем, кто стоял у нее на пути, раздавала тычки и подзатыльники, беспрерывно честя каждого, кто попадался под руку.
— У-у-у, дурни пучеглазые! Выперлись! Не сидится вам, — приговаривала она, вовсе не видя ничего зазорного в том, что и ей вместе с «дурнями пучеглазыми» тоже не сиделось. — Чтоб вас Встрешник три седмицы по лесам да болотам гонял! Ишь, стоят они, смотрят. А ну брысь!
