Жнецы Страданий - страница 85
У матери были темные.
И запоздалое озарение обрушилось на голову ушатом ледяной воды:
— Зорянка?
Женщина в ответ лишь глухо застонала и прошептала:
— Не губи… Не трону тебя… Сил у меня нет… Дозволь одной быть…
— Ноги разведи! — рявкнула Лесана и склонилась.
Зорянка…
Старшая сестра сгинула, когда Лесане было всего-то двенадцать лет. Она до сих пор помнила, как убивалась мать, которая тогда была в тягости. Как чернел лицом от тоски по старшей дочери и от страха за жену отец. Тогда все заботы о молодших и доме легли на Лесану, потому что она была после Зорянки старшей. Мать лежала, и знахарка говорила — скинуть может, если поднимется.
Так закончилось Лесанино детство. Она плохо уже помнила сестру, но сейчас не могла и на миг усомниться в том, что это она. Слишком велико было сходство со старшей Остриковной.
— Покажи зубы, — приказала девушка, подавшись вперед.
Пленница безропотно подчинилась и Лесана увидела то, что ожидала — истончающиеся к основанию, острые, как отточенные лезвия клыки. Крововсоска.
Ее сестра.
Роженице же было не до этих терзаний, она снова тяжко застонала, стискивая руками, подгребая под себя прелую солому.
— Когда началось?
— Воду низвергла, когда по лесу тащили…
Послушница склонилась меж разведенных ног. Вот и дите, уже готово явиться… Не до раздумий боле.
Вот когда пригодились уроки и наставления Майрико. Кто б подумать мог. А ведь недоумевала — зачем боевому магу глядеть, как роды принимают…
— Глубже дыши, глубже, — скомандовала девушка. — Давай! Тужься!
Утробный рык, полный усилия и муки.
— Дыши, дыши, еще раз, давай!
И снова скрежет зубов, снова рычание и снова роженица, потная, дрожащая от напряжения падает обратно на доски топчана.
— Даши, дыши. Тужься… Нет, стой!
Вампирша послушно осадилась, хотя то стоило ей не малых усилий.
— Терпи. Его пуповиной захлестнуло…
Лесана протаскивала живое мокрое вервие через голову младенца, забыв, что принимает и не человека вовсе.
— Давай!
И снова натужное сипение, снова дрожь по телу. Раз, другой, и мокрый скользкий младенец Ходящего выходит на руки боевого мага Цитадели. Мальчик. Крупный, красный, с глазами-щелочками. Не кричит.
Лесана легко развела пальцами младенческий беззубый рот, пошуровала там, вытаскивая комок слизи, вздернула трясущимися руками за ножки и шлепнула. Живой комочек мокрой плоти заверещал, замяукал обиженно. Не уронить бы…
И лишь сейчас, держа на руках пищащего новорожденного, девушка поняла, что случилось, и запоздало испугалась. Ее затрясло от макушки до пяток. Вампирша рядом сбрасывала послед, а у выученицы Цитадели на руках лежал живой, вопящий младенец. Ребенок как ребенок. Вот только был он сыном Ходящей. И не просто Ходящей — вампира!
Поймать крововоса — редкая удача. Знатно кто-то постарался, придумав облаву. Вампиры в отличие от волколаков очень умны и не живут звериным чутьем. Изловить даже одного (не новообращенного — этих было хоть пруд пруди), а пожитого — великим делом было. И Лесана, как боевик, это отлично понимала. Вдвойне редкая удача — баба беременная. У нее и ребенка отнять можно и добиться через дите многого. Хотя бы путь, которым двигалась стая, места, где кормилась и куда собиралась идти.
Женщина изможденная, потная лежала на досках, и Лесана увидела в тусклом свете, как из ее глаз медленно катятся тяжелые частые слезы. Она не протягивала руки к младенцу, знала — ей не дадут его подержать, поэтому плакала молча, не имея возможности прижать дитя к груди, даже узнать, кто это — дочь или сын, понимая, что все равно отберут, а она не сможет защитить. Тяжкая мука отражалась в ее глазах, вытекая вместе со слезами из глаз и с кровью из тела.
Вампирша неловко повернулась, высвобождая из-под поясницы ношенный серый платок, и дрожащей рукой протянула его послушнице. О, старая как мир материнская любовь… Лесана поняла все без слов, взяла платок и неловко, боясь уронить, завернула в смятую теплую ткань пищащего скользкого младенца.
Из глаз Ходящей текли и текли слезы.
— Дозволь… хоть поцеловать… — прошептала она сиплым, срывающимся голосом, понимая, что не дозволят не то что поцеловать, а даже коснуться.
— На, — легко согласилась сидящая напротив девушка. — К груди приложи, а то так и будет орать.
Узница смотрела на нее глазами полными неверия и непонимания, протянула дрожащие руки, боясь, что незнакомая Охотница рассмеется ей в лицо и уйдет из темницы, унося с собой плачущий драгоценный сверток. Но нет, та и не думала насмехаться.
— Крепкий парень, — по-прежнему грубовато заметила она, укладывая ребенка на солому рядом с матерью.
Сын. Сынок. Сыночек. Первый. До этого дочки были. На отца как похож… Из глаз женщины снова неудержимым потоком хлынули слезы, когда она, трясясь от счастья и тоски, прижимала к себе плачущее дитя. Долгожданное дитя, которое пришло в этот мир, чтобы сразу его покинуть.
— Корми, чего воешь? — сказала Охотница.
Вампирша посмотрела на нее со смесью неверия и боли.
— Он не будет есть.
— Почему? — удивилась девка. — Вон как зевает.
Пленница с грустью посмотрела на малыша и глухо сказала:
— Он же не человек. Ему нужна кровь…
И ласково провела пальцем по крутому лобику, по кончику крошечного носика, по раскрытому в крике рту.
— Кровь?
— Да, — не отводя глаз от ребенка, ответила мать, — кровь. Без крови он умрет через несколько оборотов. Дети не растут и не живут без крови…
