Осада (СИ) - страница 358

К удивлению Лисицына Микешин все это время упорно молчал, отвернувшись, он занялся содержимым компьютера, выискивая нужную программу. Наконец, нахмурясь, сказал негромко:

– По-своему ты прав, но только по-своему, ибо не понимаешь суть служения Всевышнему. Да что служения, суть веры. Вера обязана быть слепой, она не предусматривает чудес и объяснений, она зиждется лишь на том простом постулате, что человек не один, и что всегда, в любой момент он может опереться на плечо, найти опору в самой сложной ситуации, когда его покидает даже надежда. Тебе с твоей концепцией информационного поля, этого просто не понять. Ведь даже если ты веришь в это поле, как ты сможешь просить у него помощи.

– А я и не прошу.

– Тогда зачем оно тебе?

– Для объяснения лакун в законах мироздания. Я не верю ни в злого ни в доброго бога, и говорю что всякое божество есть антропоморфизм, а большее приближение к истине это именно моя догадка.

– Честно, не хотел бы, чтобы она подтвердилась хоть в какой-то мере.

– Это потому, что ты потеряешь работу?

– Это потому, что я потеряю себя.

– Это одно и то же. Без церкви ты действительно никто.

– Ты совершенно прав. Когда меня отлучили, только вера и… и только, удержала меня на плаву. Остальное… тлен…. – он хотел сказать что-то другое, но мысли остановились, он позвал Бориса: – Странно, тут порнография какая-то в папке «Снимки». Я думал, карты со спутника, а…

Борис подошел, приглядываясь. Фото в папке находилось несколько десятков, он перевел режим просмотра содержимого из значков в эскизы – и замер. В разных позах, в причудливых позах, всегда обнаженная, всегда жаждущая, со знакомой постели, на которой теперь спал Кондрат, на него смотрела… Аня.

Всегда одна, но всегда желанная, полная неги и истомы, он увеличил изображение, взгляд был прикован к снимавшему, и, боже мой, сколько в нем читалось нежности и любви! У Лисицына перехватило дыхание. Он повернулся к Кондрату, тот сидел, не глядя на монитор, в руке его оказались четки, он торопливо перебирал бусины, что-то шепча про себя. Это мгновенно вывело Бориса из состояния душевной прострации.

– И ее решил отмолить, на всякий случай? – зло проговорил он. – Леонида уже не успеешь, он предстал таким, каков есть, и там, где уж случилось предстать. Вот кабы ты знал, о прелюбодеянии….

– Я даже не знаю, кто это девушка, – медленно произнес Микешин.

– Соседка напротив. Ах да, ты ее не видел. Если хочешь посмотри, тем более сейчас новости начнутся.

Он резко замолчал, свои же слова причинили ему боль. Как выяснялось и с каждым разом все больше и больше, об Опермане он не знал ровным счетом ничего, кольнуло и это и то, что он всегда врал, будто давно отошел от желаний женских прелестей. Фото, как он, посмотрел в свойства, датировались, начиная с февраля прошлого года и по самый август нынешнего. Значит, он просто подыгрывал своему приятелю? А сам, тем временем… замужнюю женщину…. Да еще и снимая на камеру, ладно, она эксгибиционистка, но ведь и Леонид все это хранил и любовался – видимо, когда не мог встретиться с ней, ведь не каждый же день они наставляли рога.

Он решился пойти только ближе к вечеру. Насти все еще не было, как всегда она задерживалась, как всегда, не в силах оторваться о чудесного прибора, дарящего ей совершенно безвозмездно море наслаждения. И только, когда почти бесчувственная, оказалась Жанны, услышала голос радиоприемника, настоятельное требование не покидать дома в ближайшие сутки, запастись провизией и переждать, что именно, и так понятно.

– Началось, – буркнула Света, приближаясь к обнявшейся парочке. – Тебе не кажется, лучше вам выбираться из глухомани и селиться где-то поближе к Садовому.

– Что ты…

– Ты прекрасно понимаешь. Может, уже началось, а мы просто пока не в курсе, до нас еще, как до жирафа не дошло.

– Почему обязательно говорить гадости, сразу после… всего этого. Ей же хорошо, – вступилась Жанна. Света замолчала.

– Извини, – наконец, произнесла она, – не могу сдержаться. Я тоже кончила, пока на тебя смотрела. Но в самом деле.

– Можно, я тогда к вам переберусь. С другом, – быстро добавила она, тут же пытаясь представить как совместить в одной квартире и Бориса и приносящий наслаждение аппарат. Если разрешат, конечно. Света посмотрела на подругу и неожиданно кивнула.

– Да бога ради. В тесноте да не в обиде. От него хоть толк есть.

– Он хоть и математик, но рукастый.

– Значит, когда в дверь постучатся, первой дюжине он голову проломит, – подвела итог Света. – Заводи уже, нет, до комендантского не успеешь, так что завтра. – Насчет зомби Настя хотела возразить, но не посмела. И поспешила домой.

Вернулась в темень, Борис вышел ее встречать.

– Я весь испереживался. Ты как? – и едва Настя кивнула, улыбнувшись, добавил: – Что-то серьезное будет, наши соседи съехали. Да и по улице сегодня просто поток идет. Мне кажется, дело дрянь.

Они вошли, обнявшись, в квартиру, та пустовала. Кондрат, уехавший на требу, пока не возвращался. Настя позвонила ему, тот отвечал неохотно, сообщил, что прибудет как раз под комендантский, может, даже позже, но ведь метро-то не закрывается до десяти, так что успеет. Слушая разговор, Борис поймал себя на мысли, что и он тоже начал беспокоиться за дьяка.

– Ты новости слушал? Я нет, что же происходит.

Он слушал. Только другие известия. Придя к Ане, тут же заметил, как спешно они собираются, Павел, пожав ему руку, понес вещи вниз, к машине, слава богу, сказала супруга, они достали бензин. Переезжают на Щепкина, это недалеко от спорткомплекса «Олимпийский», да, там завал беженцев, но это в Третьем транспортном, так что безопасней, чем здесь. И еще там живет брат Паши. Борис извинился, что вторгается, она извинилась, что помешает ему смотреть новости, нет, телевизор останется, если хочешь, заходи, дубликаты ключей мы оставим.