Аркан - страница 24
В будке темно. Наверное, ночь. Он не сразу чувствует, что лежит на чем-то твердом и остром, так болит все тело. Шевелиться не хочется. Хочется пить. Кажется, он засыпает. Просыпается от того, что что-то впилось в бок. Ощупывает себя. Палка. Откуда она тут? Не сразу вспоминается меч Эрэ, да без гарды палка и не похожа на меч. Никто не заметил, что щенок накрыл обломок телом, прежде чем потерял сознание. Щепа длинная, острая на конце. Хорошо.
По болоту идти тяжело. Вода поднялась и стояла по колено, отмечавшие тропу вешки почти не видны за стеной дождя. Найд ступал медленно, осторожно, прощупывая длинной корягой дно.
Он дергается на шорох. Пальцы инстинктивно сжимаются на палке за спиной. Тень заслоняет звездный свет, отражающийся в стоячей луже у лаза в будку. Не сейчас! Дождаться, пока Эрэ будет без Симурга, один. Но Эрэ никогда не приходит ночью?..
В будку просовывается вкусно пахнущая миска.
— Не бойся, я тебя не обижу, — голос тоненький, девчачий. — Ешь, это тебе.
Он не двигается с места.
— Ешь. Я сейчас уйду, но вернусь позже, заберу миску.
Она уходит. Шаги неслышные, девчонка босиком. Он ест. Это не кости, не объедки, а теплая еще пшенная каша. Он старается есть тихо. Он хочет дождаться девчонку, но засыпает тут же, с вылизанной миской в руке. Утром просыпается с пустыми руками и странным, почти забытым чувством сытости в животе.
Она приходит опять, на следующую ночь. Опять с кашей. Он ловит ее руку прежде, чем она успевает исчезнуть в темноте. Рука тоненькая, но чистая. Она ахает от неожиданности, но руку не выдергивает.
— Как тебя зовут?
Ее глаза большие, темные-темные, в них блестит лунный свет. Она нервно облизывает пухлые губы:
— Ива. А тебя?
Такая маленькая. Не старше его сестры. У него ведь была сестра…
— Анафаэль. Кто тебя послал?
— Никто. Я сама.
— Почему? — Удивление так ясно звучит в его голосе, что Ива смущенно отнимает руку.
— Мне жалостно так стало… Это неправильно, что господа с тобой сделали. С людьми нельзя так.
Он пожимает плечами:
— А они меня за человека не считают. Мтаром зовут, полукровкой. Так Чарина волкодава звали, что в конуре этой раньше жил.
Ива внезапно настораживается, прислушиваясь к чему-то невидимому Анафаэлю за стенкой будки:
— Мне надо бежать. Нельзя, чтоб меня заметили. Ты хороший мальчик, Анафаэль.
Под кронами густых елей было темно, как ночью. Зеленые сумерки на поляне стали просто сумерками. Дождь проникал сюда скупыми, хвоей пахнущими каплями. Домик Найрэ превратился в черное пятно с белой кляксой по центру. Коза Марта топталась у двери и жалобно блеяла. Возможно, в непогоду старуха пускала ее внутрь. На этот раз дверь оставалась закрытой. Найд, не раздумывая, направился к домику. Остановился, прислушиваясь, на пороге.
Он ждет Иву. Не каждую ночь кухаркиной дочке удается ускользнуть из людской незамеченной, да еще и прихватить с собой недоеденную слугами кашу. Но он терпелив. Ива не приходила уже два дня, значит, наверняка появится сегодня. У него важное дело. Он ждет Иву.
Ее шаги почти не слышны среди обычных ночных шорохов. Но он научился узнавать их звук и радоваться ему. Ива уже близко. Но что-то не так. Она не одна в темноте. Он приникает глазом к знакомой щели. Ночь безлунная. Воздух тяжел предчувствием грозы. Все, что он видит, — только тени, игра теней в отсутствие света.
Черный силуэт заступает дорогу маленькой фигуре. Сзади появляется высокий, страшный, темный. Сдавленный крик. Бряканье упавшей в засохшую грязь миски.
— Так вот кто подкармливает щенка?! Мешает мне натаскивать полукровку? — В голосе Эрэ слышится неприкрытое торжество. — Накажи ее, Симург!
Рука Анафаэля сжимается на деревянном обломке. Нет, не сейчас! Дождаться, когда Эрэ будет один. Ему не справиться со взрослым, с воином.
Маленькая тень бросается в сторону. Большая страшная замахивается. Удар отрывает маленькую от земли. Она падает с тупым неживым звуком, как тряпичная кукла. Что-то не так. Ива? Ива!
Ни Симург, ни Эрэ не смотрят в его сторону. Когда они оборачиваются на звон цепи, Анафаэль уже почти на расстоянии удара. Почти. Глаза Эрэ расширяются — два блестящих медяка в темноте, — когда он видит заостренную палку в руках щенка. Страх приковывает его к месту. Страх воняет мочой. Анафаэль бьет что есть силы. Деревяшка входит глубоко в мягкую плоть — в бок Симурга, успевшего отпихнуть господина. Одним ударом воин отшвыривает щенка от себя. Зажимает руками бок. Сгибается пополам, выкрикивая хриплые проклятия. Между пальцами сочится и капает на землю черная влага.
Анафаэль не смотрит ни на него, ни на всхлипывающего в грязи Эрэ. Он видит только Иву. Он не может дотянуться до нее, не пускает цепь. Глаза девочки уставились прямо на него, не мигая. Свет в них погас. Там, где ее щека касается земли, грязь темнее, и темнота расползается, расползается… Где-то далеко гремит гром.
Найда трясло от холода. Только теперь, когда безумный бег через чащу и переход через болото кончились, насквозь промокшее тело охватил озноб. На стук в дверь никто не ответил. Только дождь шептал в высоких кронах, топтался по дерновой крыше, щекотал ледяными пальцами шею. Дождь хотел сказать что-то, хотел предупредить — или напомнить?
