Ласточки улетают осенью (СИ) - страница 112
В допросной жандармерии комиссара дожидались молоденькая девица лет восемнадцати. Её притащил за руку прямо с улицы один из самых юрких жандармов — полурослик Патрикей. Он часто прохаживался по рынку между лавками, вылавливая воришек и шарлатанов. Но сегодня, к великому удивлению комиссара, добычей Патрикея стала молоденькая волшебница-самоучка.
— Доброе утро, сэр Робин. К вашему приходу поймал свеженькую ведьмочку. Торговала украденным с помощью магии молоком на рынке! — сообщил тот и толкнул растрёпанную, зарёванную девицу к ногам инквизитора. — Молоко проверил лично, даже попробовать не побрезговал, краденое, сомнений нет.
— Это… э-э, ведьма? — переспросил, морщась, сэр Робин, тыкая пальцем в девушку.
— Настоящая ведьма! Оказала магическое сопротивление, вот испортила сапог. — пожаловался помощник, вытягивая короткую ногу.
Робин оценил размер дыры в сапоге Патрикея.
— Фу-ты ну-ты, ведьма! Какая же это ведьма — обычная дура. Немного, может, и волшебница, раз продырявила твой вонючий сапог… Эту дуру, как и тебя Патрикей, Сцина не наградила ни магической силой, ни умом! — недовольно заворчал комиссар, почёсывая густую коротенькую бороду. — Прёшь ко мне всякий сброд без разбору…
— Я свои способности знаю, — возмутился полурослик, дёрнув себя за косичку на длинной блондинистой бороде. — Признаю, волшебник я никудышный, но вредителей за версту чую. Я свой долг исполнил, теперь, сэр Робин, ваш черёд с ней нянчится. Если что, зовите.
Патрикей театрально откланялся и вышел, вернее даже выскочил вон за дверь. Сэр Робин сплюнул на пол, позвал писаря, поднял с пола девицу, усадил её на грубый стул напротив своего рабочего стола, плюхнулся в кресло и принялся снимать показания.
— Так… Подотри сопли и слушай внимательно. Предлагаю признать вину, избавить меня от ненужной траты сил и времени, — предложил комиссар доставленной на допрос ведьме, лениво перекладывая в папке листы из льняной бумаги, исписанной мелким кривоватым почерком.
Уже не молодой, аккуратный старичок-писарь сидел за спиной сэра Робина и, поскрипывая пером, фиксировал ход допроса. Голос комиссара звучал буднично, равнодушно, с нотками скуки. Маг потягивался, зевал, чесал пятернёй тёмную бороду. Его мучила изжога, клонило ко сну и к употреблению вина.
Ведьма дёргалась на стуле, огрызалась, поправляя небрежную копну всклокоченных коричневых волос.
«Хороша, отродье ведьмино, эх час бы её бррр…!» — поймал себя на неприличтой мысли комиссар, рассматривая девичьи ножки, мелькавшие из-под разодранной в лохмотья юбки.
— Ты сдохнешь, сдохнешь от своего человеколюбия! — огрызнулась ведьма, незаметно посылая в сторону комиссара проклятье, от которого обычный человек умирал через неделю в муках. Но Робин на такие вещи имел сильнейший иммунитет.
Проклятье столкнулось с невидимым магическим щитом и рассыпалось. Притом маг не повёл даже бровью.
— Милейшая, сейчас я очень добр, поскольку у меня ночью родился сын. Советую признаться и покончить с этим глупым делом. Ну а поскольку я всё-таки очень добр, то сделаю вид, что не заметил вредительской волшбы по отношению к представителю законной власти, — проворчал Робин, облизывая облупившиеся губы.
— Поздравляю, — прошипела ведьмочка, её взгляд остановился на человеческом черепе, что лежал на столе подле правой руки мага. — Твой отпрыск тебя погубит, как и ты погубил своего отца!
Похоже, это была последняя капля и так крошечного терпения комиссара и инквизитора Робина Ищейки. Он криво усмехнулся и щёлкнул языком. Когда на устах «Превеликого инквизитора» и «Кровавого бича ведьм» появлялась кривая усмешка, волшебники, преступившие закон, обычно тряслись от страха, проклиная своё происхождение.
Но эта косматая молодуха приехала в Леос недавно и видела его впервые в жизни. Сэр Робин встал и опёрся на столешницу обеими руками:
— Хватит кобениться, отвечай по совести, если у тебя она есть!
— Меня вынудили!
— Так… Кто и зачем?
— Вы, служители и прихлебатели Волшебного магистрата. Нам, ведьмам, маги житья не дают: отбираю хлеб, осуждают несправедливо во вредительствах. А мы тоже люди, нам жить как-то надо. Салоны магических услуг только магам разрешают открывать, мы, ведьмы, работаем из-под полы. Вот я и украла, и продавала; деньги нужны не только людям…
— Так… Это была ложь, а я жду правды, — скучающим тоном произнёс комиссар.
Ведьмочка вызывающе посмотрела на Робина. На её щеках блестели слёзы.
Инквизитор продолжил допрос:
— Если тебе нужны деньги, возьми в ратуше разрешение и работай честно! — словно подсказывал ей маг-инквизитор, не обращая теперь внимания на ведьмины слёзы и круглые колени. Таких и ещё более прекрасных колен он перевидал немало, немало и раздробил во время допросов с пристрастием. Но сегодня он всё же был действительно добр…
Ведьма, поняв, что на инквизитора не действуют ни обольщение, ни жалостливые речи, вытерла слёзы. В допросной комнате запахло вереском и багульником.
— Лицензия стоит денег, господин, которых у меня нет. Мне дочь надо кормить. Да, вы не ослышались, комиссар, у меня есть дочь и ей всего три года. Думаете, легко жить в бедности и особенно в презрении? Как только люди узнают, что я ведьма, начинают бояться и осуждать во всех своих несчастьях. Разве справедливо осуждать невиновную?
Услышав о ведьмином ребёнке, инквизитор припрятал свою циничную ухмылку:
— Где отец ребёнка? Почему он о нём не заботится?
