Бару Корморан, предательница - страница 61
Может, это приманка? Хитрость Зате Явы?
– Нет, – отчеканила она. – Коррупции на моей совести не будет. Я уволю вас и дам вам щедрое выходное пособие. А к Зате Яве можете отправляться сами.
В последний момент он сдержал крик, прозвучавший как дрожащий шепот:
– Не вам диктовать условия! Вы сломали мою жизнь! Без вашего содействия Зате Ява никогда не даст разрешения на мой брак с Хейнгиль Ри…
Хейнгиль Ри. Интересно. Значит, не одна она находит острые глазки принципала очаровательными.
– Дополнение к форме – чисто эмпирический опыт, безобидная часть моих исследований. Если вы и пойдете с ним к Каттлсону, мне нечего опасаться. – Бару безразлично пожала плечами – как ради себя, так и для устремленных на них глаз. – Просто не представляю себе, как вы рассчитываете добиться успеха в ухаживаниях за дочерью князя Хейнгиля. Браки с аристократами – убыточная игра для порядочного гражданина Имперской Республики.
– Она заслуживает вашей должности. Вы обесценили фиатный билет, вы игнорируете безнравственные забавы княгини Наяуру – что вы сделали, чтобы их прекратить? Вы хотя бы видите, в чем их опасность? А госпожа Ри не настолько слепа.
Бару сделала намеренно беззаботный – с расчетом разозлить его – глоток вина. Как это на него похоже – не замечать ничего вокруг, кроме страшной угрозы в лице княгини Наяуру и ее любовников!
– Прислушайтесь к себе. Ввязываетесь в лихорадку мечтаний о королевстве и наследстве. Давно ли вы сбились с верного пути?
Латеман благопристойно выпрямился и взял себя в руки. Бару поняла, что недооценила его, и убедилась в своей догадке, едва он вновь заговорил.
– Бару, вы поможете мне. Иначе я пойду к Зате Яве и дам показания – письменные, под присягой – что за три года ухаживаний вы ни разу не взглянули с интересом ни на меня, ни на любого другого мужчину. Тогда вы попадетесь к ней и никогда не сможете вырваться на волю.
Бару ничего не могла поделать с ответной реакцией. К такой угрозе – сколь реальной, столь и отвратительной – ему прибегать не стоило. Бару вскочила и наполовину сдернула со своей левой руки перчатку, прежде чем смогла остановиться и подумать. Вокруг зашептались. Бел Латеман был явно потрясен.
– Вы не посмеете, – выдавил он. – За вас некому выйти на поединок, кроме вашего бесхребетного секретаря.
– Латеман, – процедила она, – мне не понадобится заместитель.
– Тогда я откажусь, – заявил он, подняв подбородок. – Поединок – состязание равных.
Мысли вихрем закружились в ее голове. Теперь она принялась оценивать возможности и последствия. Она сфабрикует все что угодно! Она сумеет устроить настоящее представление, и она станет режиссером невероятного спектакля, сотканного из любви, ревности, коррупции, нарушения приличий, скандалов на почве расы, возраста, гигиенического поведения!
И Ордвинн содрогнется! Слухи просочатся во все закоулки.
Каждый житель Ордвинна будет судачить и сплетничать об этой сенсации.
Превосходно, не так ли?
Вот что ей нужно.
Бару молниеносно сдернула с руки наполовину снятую левую перчатку и швырнула ее на стол.
– До первой крови, – громко, чтобы слышали остальные посетители, сказала она. – За честь Тараноке, моей родины, которую вы оскорбили. Можете назвать заместителя. Но я буду драться сама.
Латеман неловко поднялся и вытаращил глаза.
– Последний шанс, – сказал он, несомненно, имея в виду: «Иначе я иду к правоблюстителю и заявляю, что вы – трайбадистка».
Бару скрестила руки на груди. Па ней было белое платье с кошелем на цепи у пояса. Она ждала ответа на вызов.
– Прекратите истерику, – пробурчал он, хотя сердцем вовсе не желал оскорбить ее – напротив, похоже, он хотел извиниться. Все превратилось в театр. – Подумайте о том, что Зате Ява сделала с Фаре Танифель.
Он сделал явный промах, но Бару на мгновение оцепенела.
– И вы еще смеете намекать, что я – изменница? Вы, замешанный в печатании нашей валюты для бунтовщиков? – Нет, не стоит перегибать палку. Бару сглотнула и надменно улыбнулась. – Вы под самым моим носом помышляете о другой женщине! Значит, аристократка древних кровей для вас – желаннее, чем савант, добившийся всего в жизни только благодаря личным достоинствам?
Посетители ресторанчика оживились. Бару, внезапно охваченная страхом подмостков, почувствовала, что ее бьет дрожь. Однако она продолжала стоять спокойно, думая: «Теперь он не сможет отказаться. Речь идет о его чести. Он же не хочет, чтобы его высмеяли».
А честь ему еще потребуется – для князя Хейнгиля.
Бел Латеман поднял перчатку и поджал губы.
– Вы заставили меня уволить моего лучшего секретаря, – процедил он, не в силах прекратить играть роль обиженного невниманием любовника. – Вы никогда не давали мне поступать по своей воле.
* * *
Дрожи Бару поддалась, только поднимаясь по ступеням к своим апартаментам.
В башне счетовода царила тишина. Служащие разошлись по домам.
– Ты можешь справиться с собой, – прошипела она, прислонившись к каменной стене и сжав кулаки так, что затрещали перчатки. – Это тоже твоя работа.
Что она сделала? Что могло толкнуть ее на столь поспешный, прямолинейный поступок? Поединок? Ей никогда не доводилось применять оружие в гневе, и разумеется, что подобное представление не ускользнет ни от Зате Явы, ни Каттлсона! Три года Бару куталась, словно в вуаль, в скучную, кропотливую, верноподданническую работенку. И приступить к задуманному следовало осторожно, до мельчайших деталей продумывая каждый шаг.
