Бару Корморан, предательница - страница 71
За спиной Каттлсона с гордо поднятой головой стоял приосанившийся Бел Латеман. Злость оказалась приятнее страха. Бару едва не сплюнула ему под ноги, но хоровой крик – «Задешево!» – напомнил ей реплику, сказанную Латеманом в ресторанчике: «Прекратите истерику». Любые проявленные сейчас эмоции будут обращены против нее.
Сжав руку Каттлсона, она встряхнула ее.
– Вы забыли маску, – хмурясь, заметил он.
Бару специально оставила маску дома. То был символ. Она не стала надевать ее: хотела подчеркнуть, что повод для поединка – ее родина, Тараноке. Вот ее заместитель мог бы драться и в маске…
Но заместителя, увы, не предвиделось. Против роста и силы Каттлсона у Бару имелась лишь флотская система.
Мер Ло дернул ее за рукав и указал вперед. Бару прищурилась и различила среди скрытых иод масками лиц губернаторской свиты бледную физиономию человека-реморы.
Чистый Лист тоже заметила ее, и Бару показалось, что он приоткрыл рот.
Но его прервали.
Зате Ява кивнула, и солдаты гарнизона ударили в щиты. Толпа угомонилась. Теперь на площади слышалось лишь ржание лошадей да негромкие перешептывания.
– Я выступаю судьей в этом споре до первой крови, – провозгласила она. Гарнизонные офицеры повторили фразу нараспев, и их слаженный хор громом раскатился над шеренгами. – Сегодня ее превосходительство Бару Корморан с Тараноке, имперский счетовод, вызывает на бой его превосходительство Бела Латемана из Фалькреста, принципал-фактора Фиатного банка. Бару Корморан, чем вас оскорбили?
Это Бару репетировала сотню раз, и сейчас слова слетели с губ легко, как плевок, точно горькая желчь страха:
– Бел Латеман вероломен в службе и в любви. Он использовал свое положение на благо себе и в ущерб Ордвинну, а моими теплыми чувствами лить забавлялся, ухаживая за Хейнгиль Ри. Он оскорбил мой род, мой пол и мою родину. Подобного отношения я не потерплю ни от фалькрестийца, ни от кого-либо еще.
Столь простая речь должна была растрогать местное население. Здешняя публика – лесорубы и докеры. И, разумеется, сплетники – они разнесут словеса Бару на север и на юг, по дорогам и вверх по Инирейну, по всем княжествам и вольным городам. А князь Пиньягата услышит повесть о том, как остроглазая женщина, которую он перепутал с Наяуру, выступила против Каттлсона, и, естественно, запомнит ее имя.
– Бел Латеман, что вы можете сказать в ответ?
Теперь офицеры и шеренги солдат принялись повторять за Латеманом:
– Бару Корморан принудила меня встречаться с ней, используя свое положение. Ее разрушительные новшества разорили князей Ордвинна, и пятно позора легло и на мою репутацию. Она не подходит для высокой должности счетовода ни умом, ни происхождением, и я не хочу иметь с ней каких-либо отношений – ни личных, ни служебных.
От обвинения в трайбадизме он воздержался. Вероятно, устыдился и хотел избежать неловкости. Или отеческая забота Каттлсона заставила его передумать. А может, вспомнил о хирургах Зате Явы с их скальпелями, лишающими трайбадисток женского естества.
Бару сосредоточилась на собственных вздохах и попыталась зафиксировать результат. Простые числа – один (на данный счет есть разные мнения), два, три, пять, семь…
А Зате Ява могла добавить к вышесказанному кое-что еще… к примеру, процитировать законы, описывающие ошибочность и иррациональность поединков. Но она очень торопилась. Она жаждала увидеть Бару раненой и исключенной из игры.
– Пусть поединок до первой крови покажет нам, кто прав, а кто – нет. Бару Корморан, не угодно ли вам принести извинения и отказаться от боя?
Нет. Она доверится клинку.
– Нет.
– А вам, Бел Латеман?
– Мне – нет.
– Бел Латеман, угодно ли вам призвать того, кто выйдет на бой за вас?
– Я призываю его превосходительство губернатора.
Служащие Фиатного банка и кучка людей возле князя Хейнгиля разразились ревом и рукоплесканиями. В унисон им заржали лошади. Каттлсон распахнул руки навстречу толпе и заключил в триумфальные объятия очерченный мелом круг, булыжники мостовой, аркады и строительные леса, которые облепили уличные мальчишки и мещане.
Зате Ява обратилась к Бару, старавшейся не думать ни о чем, кроме отца Сальма. Он храбро сражался в свете костров с богатырями и никогда не сдавался… Почему же он не вернулся домой с поля битвы? Почему?
Бару посмотрела на Зате. Странно, но в поджатых губах правоблюстителя чувствовался слабый намек на сожаление.
– Бару Корморан, угодно ли вам призвать того, кто выйдет на бой за вас?
Бару решила окончательно закрепить свое уничтожение.
– Я выйду на бой за Бару Корморан.
Толпа ахнула, стихла и взревела, как набежавшая на берег волна.
И в круг ступила княгиня Тайн Ху – звон подкованных сапог по известняковой мостовой, коротко обрезанные волосы, алые штрихи на щеках. Она подняла клинок, приветствуя Каттлсона, взглянула на Бару и отсалютовала, коснувшись лба.
– Приказывайте, сударыня, – вымолвила она, в то время как Зате Ява старалась скрыть бешенство, а офицеры гарнизона повторяли публике все, что говорила княгиня.
А Бару метнула первый из заготовленных дротиков – слова, заставившие откликнуться дружным гласом бондарей, рыбников, знаменосцев Лизаксу, Отсфира и Унузекоме:
– Покажите им, кто и по какому праву должен править Ордвинном!
– Вультъяг! – хрипло, изумленно завизжала публика победнее. – Вультъяг!!!
* * *
«Рогатый камень» увлекал именно своими боевыми сценами – увлекательными и романтичными одновременно: ведь дореволюционный Фалькрест не зря славился ими! Бару проштудировала это произведение от корки до корки и не забыла, что фехтовальные сцены «Рогатого камня» отличались замечательной простотой и откровенностью, свойственной всей Второй Книге, без подробнейших описаний оружия, доспехов и генеалогий, которые переполняли древние эпосы.
