Бару Корморан, предательница - страница 74
Никто не испытывал терпение Бару. Однажды утром, спускаясь вниз, Бару увидела женщину-стахечи в шерстяном платье, с соломенного цвета косой, обернутой вокруг головы.
– Ваше превосходительство, – с поклоном произнесла женщина.
Бару вздрогнула. Этот поклон застал ее врасплох, заставив замереть на ходу, меж двух ступенек.
– Аке Сентиамут?
Та любезно улыбнулась. Если она и помнила, что Бару сделала с ней – бесцеремонный приказ, устраняющий агента Тайн Ху из Фиатного банка, бездушное простое «Уволить!» – все отразилось лишь в едва заметном прищуре. Без медвежьей шубы она оказалась тонкой, словно поручень перил, почти изможденной. Возможно, в последнее время она лишилась не только дорогой шубы.
– Меня прислала княгиня, – вымолвила она, нянча в ладонях шкатулку, инкрустированную деревом. – Я буду вашим проводником по трущобам Пактимонта.
– Зачем?
– Урок. Княгиня хочет, чтобы вы увидели, как тяжела участь простолюдинов, – сказала она и подала шкатулку Бару. – Откройте ларчик. Вы же теперь стали знаменитостью, и его содержимое вам пригодится.
В шкатулке лежала фалькрестская косметика. Бару пожала плечами и усмехнулась: точно такой же мастерски пользовался и Бел Латеман! Под крышкой был вырезан олень с ветвистыми рогами.
Бару скептически взглянула на пудру и баночки с гримом.
– Ладно, – согласилась она, – но меня трудно будет переодеть мужчиной.
Губы Аке дрогнули.
– Это искусство мы оставим ее светлости, ваше превосходительство. А косметика служит не только украшением для мужчины, но и маскировкой для женщины. – Она сделала вежливую паузу. – Доверьтесь мне – с ту майянской кожей мне и раньше доводилось работать.
С неуверенным любопытством Бару вернула ей шкатулку. Аке отвела ее в гардеробную и велела сидеть не шевелясь. Бару заговорила, стараясь сохранять неподвижность лица, словно оно превратилось в фарфоровую маску.
– Вы учились пользоваться косметикой у Бела Латемана?
Сосредоточенно прикусив кончик языка, Аке вывела какой-то знак или линию на ее лбу.
– Нет. Он учился у меня.
Бару наморщилась, заставив Аке досадливо цокнуть языком.
– Но ведь это – фалькрестские навыки, а он всегда был таким изысканным!
– Он был очень застенчив и небрежно воспитан. И отчаянно старался соответствовать своему положению. – Кисть Аке защекотала Бару веки. – Я помогла ему стать человеком, которого Каттлсон сможет уважать.
Любопытство пересилило деликатность, и Бару спросила:
– А где учились вы?
– Муж был уличным артистом в доках. В гавань заходили ориатийские корабли. В их командах встречались ламены – они и научили его.
– Надо же! – проговорила Бару и усмехнулась.
Сейчас ей все стало понятно.
Очутившись в обществе, признающем только два пола, ламены часто предпочитали выдавать себя за мужчину или женщину и могли достичь в этом немалого мастерства.
– Вашего мужа освободили?
– Значит, вы помните, – произнесла Аке, колдуя над ее носом.
Бару пожалела, что не перевела разговор на другую тему. Истощенность Аке показывала, что три года, прошедшие после того, как Бару сломала ей жизнь, дались ей нелегко. Но сделанного не вернуть.
– Удивительно, что вы помогали Белу Латеману справляться с должностью, когда другие фалькрестийцы бросили вашего мужа в тюрьму за крамолу. Несмотря на то что вы были агентом Тайн Ху в Фиатном банке.
Аке принялась убирать инструменты.
– А меня поражает другое, – ответила она. – Вы расстроили планы Тайн Ху, а теперь сами начинаете восстание. Но я из простых людей. Наверное, мало понимаю в политике и в интригах, – добавила она и почтительно опустила голову.
«Вероятно, ее собственное искусство маскировки заключается в том, чтобы прятаться под маской приличий, – подумала Бару. – Но всякий выживает, как умеет».
– А что ваша княгиня хотела мне показать?
Аке Сентиамут вывела ее на улицы в неброской одежде.
– Не показывайте зубы, – предупредила она. – Они выдадут вас с головой, а тут не любят знати.
Они направились на север, затем – на восток, покинули могучие, просоленные аркады Северной гавани и оказались в Малом Уэльтоне, где жили семьи портовиков, ныряльщиц и грузчиков.
– Я работаю у химика, – рассказывала Аке по пути. – Он – фалькрестиец.
– Здесь?
Обычно фалькрестийцы селились неподалеку от Южной гавани и казарм гарнизона, где можно было уберечь детей от иолинских языков и ту майянских соблазнов большого города.
Там улицы были полны специально нанятых лицедеев, которые должны были выкрикивать определенные фразы на афалоне – длинные цитаты из революционных наставлений, пропагандирующих инкрастицизм среди подростков и их младших братьев и сестер.
– Здесь можно делать деньги, – проговорила Аке, и за ее смирением сверкнула искра гнева. – Вы понимаете предписания гигиены наследования?
– Зачем мне думать об обязанностях правоблюстителя и службы милосердия. Я – счетовод.
– В наших краях говорят, что это – долг каждой женщины, – парировала Аке. – Иначе и быть не может.
Она рассказала Бару, что детей «недозволенного расового смешения» хватают на улицах, что незаконные браки караются стерилизацией или (желудок Бару сжался в тугой комок) репаративным деторождением.
– Матерям нужна фалькрестская химия, иначе фалькрестский закон заберет их тела. – Аке громко рассмеялась, покачав головой. – Прекрасный рынок сбыта для химиков.
