Бару Корморан, предательница - страница 75
Репаративное деторождение. Женщин изымают в пользу государства и засевают, точно землю, отнятую за долги. Конечно, Бару было известно обо всем – она ведь не спала на собраниях представителей правительства. Но одно дело – быть осведомленной о чем-то и совсем другое – столкнуться с этим лицом к лицу.
Такие же меры будут установлены и на Тараноке. Хотя нет – их установили еще в те годы, когда Бару пряталась в стенах школы.
По пути они слышали детский смех и визг, но не встретили на улице ни одного ребенка. Бару не спрашивала почему. За способной ребятней охотились люди из службы милосердия, и агентом мог оказаться любой человек, даже первый встречный бродяга.
Бару сама видела типовой контракт: «Вознаграждение полагается за выявление способных детей. Особое вознаграждение полагается также и в будущем, в зависимости от назначения, полученного оными детьми после экзамена на государственный чин».
Вероятно, Мер Ло был в числе «избранных». «Способного мальчика оправили в Фалькрест. Наверняка тот, кто выдал его Маскараду, получил очень щедрую награду», – подумала Бару.
Похоже, он не особо горел желанием вновь увидеться с семьей. А его близкие – хотели они обнять Мер Ло или нет?
– Настанет время, – пробормотала Аке, – и город забудет, как он жил до Маскарада. Империя проникнет всюду – в наш язык, в наши дома и в нашу кровь.
В ушах Бару зазвенели отголоски воспоминаний: звуки афалона на Ириадском торгу, точно новый куплет в старой песне…
Ей захотелось возразить Аке: «Не бойся конкретных деяний Маскарада. Страшись его скрытых намерений. Маскарад может убедить вас сделать все за него».
В трущобах ей довелось увидеть много странного. Фалькрестийцы являлись сюда нанимать кормилиц, в надежде, что их младенцы всосут с туземным молоком гормоны иммунитета – защиту от суровых зим и моровых поветрий, погубивших множество местных детей. Некоторые даже искали незаконных благословений иликари. Здесь процветала целая индустрия молока и кощунства – с собственной преступностью, с отравителями младенцев, с шантажистами-мистиками, проклинавшими чей-нибудь дом и требовавшими золото за снятие проклятия. Налицо были и другие преступления. Целые гильдии «желтых курток» – тех, кто пережил мор и занимался уборкой трупов, – предлагали на продажу мертвечину как людоедский прививочный материал. Мошенничество, коррупция, преступная любовь…
И это, конечно, не сводилось к простому противопоставлению «захватчик – побежденный».
В городе Бару увидела то, что чувствовала и в своей душе. Двуличие, боязливый ежесекундный самоконтроль, стелющаяся угодливость и внутреннее неповиновение. Один глаз смотрел в будущее, сверкающее позолотой рабства, другой – в прошлое, вслед уходящей навсегда свободе.
Крепкий пастой империи, одновременно манящий и разъедающий, пропитывал все – мужчин, женщин, детей, разнообразные расы и саму историю человечества. Он перестраивал мир посулами и угрозами.
Когда солнце покраснело и склонилось к закату, Аке Сентиамут взяла Бару за запястье. Ее почтительность вдруг улетучилась.
– Сегодня вы увидели достаточно. Пора к княгине.
– Мы возвращаемся в усадьбу Отсфира?
Аке улыбнулась, как будто Бару неосознанно пошутила.
– Княгине Вультъягской плохо спится под крышей Отсфира. Она будет ждать в моем доме.
«Домом» оказалась единственная комнатушка в узком каменном здании. Для мужа в ней места не было. Тайн Ху лежала на деревянной лавке, растянувшись, как кошка, и при появлении Аке и Бару прищурилась.
– Вы прямо как раскрашенная горгулья. Что вы видели?
– Надежду, – ответила Бару.
– Правда?
– Люди еще чувствуют на себе оковы. Маскарад правит ими, но еще не внушил им желания повиноваться. Оковы пока не стали невидимыми.
Тайн Ху села.
– Вы долго думали над этим, не так ли?
– Надежда, которую я ощутила здесь, в городе, принадлежит и Ордвинну.
– Но этот город создал ваш народ. Настоящий Ордвинн – там, где деревья и соколы в небе. Где нет отвратительных оков. – Тайн Ху поднялась на ноги. – Скажите, чего вам хотелось сегодня?
Бару решила ответить честно. Сейчас нет смысла притворяться.
– Мне хотелось спасти мою родину от того, что было сделано здесь.
– От чего? От новой канализации? От прививок и срочных сделок? – фыркнула Тайн Ху, ища в ней сомнения. – Значит, вот о чем вы мечтаете – вы жаждете повернуть время вспять – и сжечь дотла все, что принес с собой Маскарад?
– Нет, – произнесла Бару, медленно снимая перчатки и тщательно взвешивая каждое слово. – Я собираюсь украсть их секреты и присвоить их себе. А потом – обратить их против их создателей.
Тайн Ху протиснулась мимо Бару к Аке Сентиамут. Та потупилась, но Тайн Ху опустилась перед ней на колено.
– Аке, – сказала княгиня, – ты очень мне помогла. Отправляйся домой.
– Но я понадоблюсь вам, ваша светлость.
– Не здесь, в Вультъяге. Хватит сжигать свою жизнь в этой выгребной яме. – Тайн Ху поцеловала худую, почти прозрачную руку Аке с царственной учтивостью. – Возвращайся в лес.
Сентиамуты будут тебе рады. Набирайся сил, и я призову тебя, когда вернусь сама.
Поднявшись, она стиснула губы и взглянула на Бару.
– Возможно, я вернусь с гостьей. А может, и одна.
* * *
Возвращаясь в свою спальню в усадьбе Отсфира, Бару услышала разговор двух человек. Они перешептывались на афалоне с явным северным акцентом.
– Вультъяг долго пела ей в уши. И наверняка влила в ее мозг столько яда на мой счет.
