Моя Святая Земля - страница 96
— Вы ведь знаете — за что, — сказал Эральд. — И — кто его демоном сделал, и что винить вам некого, в сущности…
— Я не верю в благих королей! — огрызнулся старик, но медленно побрёл вглубь двора.
К принцессе нагнулся барон Ланн, загорелый орёл с усиками щёточкой, сказал вполголоса:
— Ваше прекрасное высочество, это — рискованное дело, может быть опасно…
— Я пойду с ними, — сказала Джинера и невесело усмехнулась. — Один из них — мой жених, в конце концов.
Солдаты, оттеснившие челядинцев, осветили факелами низенькую дверь в глубокой нише и стёртые каменные ступени. Шепфорд, что-то бормоча, спустился к двери, долго возился с ключами, лязгал, гремел — и только минуты через три отпер.
Из чёрного провала пахнуло, будто из погреба, сырым, затхлым и падалью.
— Мне свет нужен, — скомандовал Сэдрик.
Ближайший солдат протянул ему факел, но Сэдрик отрицательно мотнул головой, показав нож в единственной руке:
— Королевская кровь, возьмите по штуке. Мне нечем.
Бароны дёрнулись вперёд, но Сэдрик остановил их.
— Мои августейшие особы — и всё. Больше никого не надо.
Эральд взял факел. Факел был тяжелее, чем ему казалось, чадное пламя металось в металлической сетке. Алвин помедлил, но тоже прихватил факел. Джинера подумала — и отдала притихшую собачку барону. Союзники вчетвером спустились в подвал по крутым каменным ступеням, выщербленным посередине — и Эральд услышал, как за ними закрыли тяжёлую дверь.
И сразу стало, как в каземате.
Даже не из-за того, что низкий свод лежал чуть ли не на головах вошедших, а пол на два пальца покрывала пыль. Очень дурное место был этот подвал. Поганое, недоброе место: ни бочек с вином, ни бутылок на деревянных подставках, ни кругов сыра, ни вяленых окороков, ни сундуков с добром — ничего тут не хранилось. Для чего ж он был сделан, этот каменный мешок?
У стены обнаружилась пара неожиданных кресел, очень старых, пропылённых насквозь, но когда-то, очевидно, дорогих и качественно сделанных. Атласная обивка с них облезла, торчало мочало — но почему-то было понятно: эти кресла отнесли в подвал не потому, что они одряхлели, но владелец не захотел их выкинуть. Эральд подумал, что их принесли новыми, принесли давно, и с тех пор тут больше никогда никто не ходил — от кресел веяло чем-то зловещим.
Алвин вставил факел в металлическую скобу на стене, и Эральд последовал его примеру. Подумал, что скобы подошли бы и для цепей.
Сэдрик ногой разгребал сор и пыль. Остановился.
— Кровь папаши, — сказал мрачно и горько. — Тут его Бриан и наградил за верность… Э, принцесса, вы тут не пройдётесь?
— Зачем? — удивилась Джинера.
— Пыльно, — преспокойно пояснил Сэдрик. — Сметёте подолом.
Джинера хихикнула:
— Ещё никто так не оскорблял мои туалеты! — и рассмеялся Эральд. Даже Алвин чуть заметно усмехнулся. Но, тем не менее, принцесса отпустила платье, которое придерживала, и шлейф смёл пыль с ужасного знака, вплавленного в стёртый камень пола.
Каждая линия этой чёрной звезды с множеством лучей была словно наполнена смолой или сожжённым порохом. На чертёж было тяжело и неприятно смотреть — мерещилась тёмная угроза, ощутимая злая сила. Эральд почему-то подумал о свастике на фашистском штандарте, хоть звезда совершенно её не напоминала.
Сэдрик нагнулся над чертежом и некоторое время молча его рассматривал. Потом скомандовал:
— Государь, дай мне руку.
Эральд чуть удивился, протянул. Сэдрик прижал его ладонь к плечу, накрепко; Эральд ощутил сквозь бинты внутренний жар и изо всех внутренних сил воззвал к Творцу и ко всем местным созидающим силам, как умел. Видимо, это сработало, потому что через пару минут Сэдрик глубоко вдохнул и кивнул:
— Отлично. Спасибо, государь, хватит пока. Уже можно работать.
Эральд улыбнулся.
— Используешь меня, как обезболивающее.
— А ты и есть обезболивающее, — сказал Сэдрик. — Панацея. Если бы не ты, я бы уже подох, наверное.
— Сэдрик, если бы не я, тебя бы даже не ранили…
Сэдрик пренебрежительно хмыкнул, всем видом показывая, что в грош не ставит королевские глупости, и тяжело опустился на колени, опираясь на здоровую руку. Положил нож, некоторое время ощупывал проплавившиеся в камне борозды. «Августейшие» молча, тревожно наблюдали.
— Отойдите подальше, — буркнул Сэдрик, не поворачиваясь. — Мешаете. Ты, государь, мешаешь. В угол отойди, там постой, сбиваешь с толку.
Эральд смутился и отошёл, а за ним — Алвин и Джинера. Они вжались в угол, касаясь друг друга плечами, и смотрели, как Сэдрик начал готовить обряд.
Он царапал пол остриём ножа, царапины должны бы были оставаться еле видными, но неоновый синеватый свет вспыхивал там, где нож касался пола, и тянулся за остриём, словно был густой жидкостью. Сэдрик что-то бормотал, иногда принимался вполголоса напевать — Эральд почти не понимал слов, улавливая только повторяющиеся «снизу» и «силы» — и постепенно вводил себя в транс. Видимо, предстоящее действо было много серьёзнее, чем переход в другой мир через ад — напряжение сгущалось, становилось нестерпимым до волосков, встающих дыбом, до ломоты в костях, время тянулось и тянулось, а собственно общение с силами преисподней всё не начиналось.
Джинера пожималась и хохлилась. Она, кажется, устала стоять, но даже шага не сделала к тем двум креслам, видимо, тоже чувствуя электрическое поле угрозы вокруг них. Алвина знобило; время от времени он вздыхал с детским всхлипом и тёр виски. Эральд подумал, что королевский дар может хоть отчасти помочь, и обнял обоих, раскрыв ладони, насколько возможно. Дар и впрямь сработал: минуты через три Эральд почувствовал, как под его руками расслабились струнно натянутые мускулы союзников. Джинера устало и доверчиво опустила голову на плечо Эральда, а Алвин привалился к нему всем телом — озноб, похоже, его отпустил.