Рыцарь без меча - страница 130
Когда зрители разошлись, актёры собрались, чтобы отметить премьеру. Харт извлёк откуда-то большую бутылку вина, налил каждому и поднял кружку.
— За наш театр. И за «Небесный колодец»!
— Сегодня мы попробовали воду из него, — задумчиво произнёс Дин. — Давайте получше запомним её вкус.
На выходе из театра к Эдвину подбежали несколько девушек и, перебивая друг друга, принялись осыпать его восторженными комплиментами.
Домой возвращались все вместе, разговаривали, смеялись, строили планы на будущее, мечтали найти для театра новое здание ближе к центру… От счастья кружилась голова, весь мир сверкал праздничными огнями…
На следующее утро, стоило Диаманте открыть глаза, к ней вернулась вчерашняя сияющая радость. Эдвин посмотрел на неё и улыбнулся.
— Сегодня опять играем «Небесный колодец». Дядюшка Дин решил дать его несколько вечеров подряд.
— Как хорошо…
— Давай вначале сходим в театр, а потом забежим к Лионелю. Может, он уже вернулся.
Они направились в театр, счастливые и беззаботные. Хотя апрель был на носу, зима не хотела уходить, снег всё ещё не растаял. Небо было пасмурным, посвистывал влажный ветер.
Вчера у входа в театр висела большая афиша «Небесного колодца». А сегодня её не было. Эдвин с Диамантой переглянулись и вошли в театр.
Актёры ещё не собрались на репетицию, там был только Дин. Когда Диаманта увидела его лицо, у неё всё сжалось внутри. А он с болью посмотрел на них и, помедлив, произнёс:
— Только что здесь был чиновник из судебной палаты. «Небесный колодец» приказано снять с репертуара. Сказали, что он поставлен по запрещённой книге, что…
Эдвин и Диаманта молчали.
— Не знаю, что делать, — продолжал Дин. — Признаться, я такого не ожидал. Я горжусь «Небесным колодцем» больше, чем всеми нашими прошлыми спектаклями — он же на голову выше! И мне кажется, что законных оснований для запрета нет. Это обыкновенный произвол. Не унывай, Эдвин. Нам бояться нечего. Если что, опять вернёмся на улицу — нам не привыкать.
— Ни в коем случае. Спектакля больше не будет.
— Почему ты так быстро сдаёшься? Надо бороться!
Эдвин покачал головой.
— Эта борьба приведёт только к тому, что мы все окажемся в тюрьме. Поверьте мне, с Рэграсом лучше не шутить.
— Эдвин, «Небесный колодец» — твоя пьеса, но спектакль мы создали все вместе! И принимать решение о его судьбе тоже должны всей труппой! Об отмене спектакля я даже слышать не хочу!!
— Сегодня будет другой спектакль. И завтра, и послезавтра.
Дин тяжело вздохнул.
— Впрочем… я говорю под влиянием гнева. А ты, наверное, прав. Что ж… ладно. Сегодня будем играть «Цветок яблони». Хотя нет, трагедия подойдёт лучше. Пожалуй, возьмём «Горький ручей». А может, «Небесный колодец» переделать? Имена изменить, например.
— Нет. С Рэграсом такие трюки не пройдут. Да и я не хочу ничего менять. «Небесного колодца» больше не будет, дядюшка Дин. И других спектаклей по книге о Дороге тоже.
— Но почему?! Это же прекрасная идея! Цензура прицепилась к нам, потому что пьеса об Адриане, всё слишком прозрачно. А если изменить имена и несколько завуалировать главную мысль, всё будет хорошо!
— Если меня и ждут неприятности, то я к ним готов. А вы и наш театр не заслужили никакого наказания. Рэграс не пропустит ничего, что касается книги. Наивно считать, что в следующий раз нам повезёт. Тут дело не в везении, а в холодном расчёте. Я буду говорить о Мире Неба. Только не со сцены, а иначе.
— Но как? А как же театр?
— Не подумайте, что я принял это решение под влиянием чувства. Вы давно знаете меня. И я давно думал об этом… Я надеюсь, что вы меня поймёте. Я… я хочу уйти из театра.
Дин не произнёс ни слова.
— Я должен так поступить, — продолжал Эдвин. — Театр — мой дом, но пришло время отправляться в дорогу… Я не могу больше разрываться на части! Я должен уйти, потому что не имею права подвергать вас опасности. А опасность есть, и очень серьёзная, поверьте мне!
— Я всё понимаю, Эдвин. Всё понимаю. Моя воля — я запретил бы тебе даже думать об уходе из театра, я бы под замок тебя посадил! Но… я не смею удерживать тебя. Только куда ты пойдёшь? Как будешь говорить о Мире Неба? Сам понимаешь, чем это может закончиться! Мой тебе совет — успокойся и взвесь всё ещё раз. И оставайся в театре.
Эдвин прошёл к сцене, медленно наклонился и поцеловал её. Потом окинул взглядом зал и кулисы.
— Спасибо вам. Спасибо вам за всё, дядюшка Дин!
Дин крепко обнял его.
— Ты мне как сын, Эдвин. Я люблю тебя, как родного сына. И хочу попросить тебя об одной вещи. Обещай, что выполнишь! Ради меня.
— Обещаю.
— Береги себя! Береги себя, пожалуйста! Рэграсу ничего не стоит сгубить тебя, но ты… ты даже не представляешь, как ты талантлив и как нужен всем нам! Если надумаешь вернуться, то приходи. Мы всегда тебя ждём, здесь твой дом!
* * *
Эдвин и Диаманта направились к Лионелю. Вначале шли по дороге вдоль набережной, потом свернули в лабиринт старых улиц и наконец оказались в Серебряном переулке. Эдвин позвонил в колокольчик. Открыла заплаканная служанка.
— Господин Аркамбер дома?
Служанка всхлипнула.
— Нет, он… так и не вернулся домой. Ночью приходили солдаты, весь дом обыскали, забрали книги. Сказали, что мой господин арестован.
— Как арестован?!
— Вы входите, — пригласила она, окинула улицу тревожным взглядом и заперла ворота, после чего проводила их в дом. В комнатах всё было перевёрнуто вверх дном. На полу валялись бумаги, книги, разные мелочи, вытряхнутые из ящиков.
