Рыцарь без меча - страница 143
В этот день её отпустили только в восемь. Ноги гудели, ныла поясница. Вернувшись домой, она на скорую руку приготовила себе поесть и собралась ложиться спать, когда в ворота постучали. Это был Нат.
— Прости, что так поздно. Вижу, что ты устала. Но я ненадолго.
Они сели пить чай.
— Ты что такой грустный?
— Про Эдвина думаю… И Тарина надоела. Раньше я мечтал жить в большом городе, а сейчас уехал бы. Здесь как-то тесно. И суета везде, толкотня. Спокойного уголка не найти.
— А куда ты поедешь? На остров?
— Остров теперь уже не тот, Дамира там нет… В Эстуар. Об Эдвине сообщу.
— Тебя не выпустят!
— Так я ведь не в Эстуар поеду, а домой, на остров. Охране у ворот так скажу. А по дороге сверну на север.
— Ой, Нат, я боюсь за тебя. С Рэграсом шутки плохи!
— А Дамир всегда повторял, что негоже отступать со страху! Может, и повезёт. Я уже всё решил. Поеду завтра на рассвете. С работы уволился уже.
— А если не выпустят?
— Другую работу найду, мне эта всё равно не нравится. Так вот, я чего пришёл-то… В Эстуар как попасть?
Диаманта объяснила ему и сказала адрес Дамира.
— Ну ладно, я пошёл. Спасибо за чай. Боюсь, уж не вернусь в Тарину-то. Но, может, свидимся ещё. Так что до свидания.
— До свидания, Нат! Удачи тебе! Будь осторожен, пожалуйста!
Нат тепло обнял её.
— Держись. Главное — не унывай! Всё будет хорошо!
Диаманта махнула ему вслед. Опять появилась надежда, что Эдвина удастся вызволить.
Но через два дня, вернувшись с работы, Диаманта увидела хмурого Ната, который ждал её у ворот.
— Ты была права, — вздохнул он. — Не выпустили. Что делать. Видно, не судьба… Придётся привыкать к Тарине.
Он попрощался и зашагал вниз по улице. Диаманта поднялась в дом, села за стол на кухне и заплакала. Теперь она плакала почти каждый вечер, когда оставалась одна.
* * *
Заключение оказалось для Эдвина гораздо тяжелее, чем он предполагал. Время в тюрьме тянулось очень медленно, каждый день казался месяцем, а семилетний срок — вечностью. Эдвин постоянно думал о Диаманте, представлял, как на случившееся отреагируют её родители, как с ней будут разговаривать в судебной палате, какая жизнь теперь её ждёт — и часами просил Мир Неба о помощи. Только после этого к нему на какое-то время возвращался душевный покой.
Вдобавок его мучила мысль, что книгу отобрали при обыске. Он боялся, что за семь лет безнадёжно забудет текст. Бумагу и чернила ему не давали, и ничего не оставалось, кроме как постоянно вспоминать книгу, повторять отрывки наизусть, проигрывать в воображении эпизоды, как маленькие спектакли, чтобы потом можно было восстановить содержание.
Эта работа наполнила смыслом медленно тянувшееся время. К тому же, она помогала отвлечься от окружающей обстановки. Изводила темнота — в камере даже в ясные дни стояли глубокие сумерки. Гнилой воздух, крысы, грязь, вонь, холод, особенно дававший о себе знать по ночам, кандалы… Эдвин так и не смог к ним привыкнуть. Из-за них собственное тело казалось словно чужим, каждое движение было неприятным, неловким, от браслетов мёрзли и болели руки и ноги. Ко всему этому добавлялся постоянный голод, который не утоляла тарелка вонючей жидкой похлёбки, которую ему приносили раз в день. Спал он на полу, на гнилой соломе.
Но однажды тюремщик открыл его камеру, вошёл, бросил на пол соломенный тюфяк и одеяло и поставил на выступ у стены свечу на глиняной подставке, а в ответ на изумлённый взгляд Эдвина буркнул:
— Спасибо скажи, что на воле о тебе заботятся! Им бы послать тебя, полоумного, куда подальше, — а они деньги присылают. Огонь я сам буду зажигать вечером на два часа. Если какой фокус выкинешь — больше света не получишь.
Теперь ему стало легче. И кормить его стали трижды в день — к обеду, состоявшему из жидкой похлёбки, добавили завтрак и ужин — хлеб и воду.
* * *
Погода была унылая, весь день сыпал мокрый снег. Диаманта вернулась с работы поздно, совершенно обессиленная, но её ждал приятный сюрприз: приехал Мариен. Увидев сестру, он покачал головой.
— Неважно выглядишь. Как дела?
Она рассказала новости про Ната.
— Ума не приложу, как быть. Летом я думала, что всё обойдётся, что тюрьма — это ненадолго, а сейчас… похоже, всё всерьёз. Никакого выхода не вижу. Мне иногда так страшно становится… Как ты думаешь, Эдвин выдержит?
— Будем надеяться, Диаманта, — ласково сказал он. — Ты совсем измучилась. Бледная, синяки под глазами — так нельзя! Ты сегодня на работе обедала?
— Нет. Некогда было. Меня и так отругали, что я провозилась со стиркой.
— Увольняйся, нельзя так над собой издеваться!!
— Здесь мне по крайней мере платят. Да и куда я пойду? Я сюда-то еле устроилась. А не работать мне нельзя.
— Почему это нельзя? Потому что судья сказал? Не бойся его, он просто запугивал тебя. Ты не обязана работать! Если что, я сам с ним поговорю.
— А отметка в личной грамоте? Не надо меня жалеть, Мариен. Эдвину гораздо хуже, чем мне.
— Я знаю, что хуже! Но неужели ты думаешь, что ему станет лучше, если ты будешь убиваться на работе?! Устроила себе Серый Город! Ты собралась семь лет с утра до ночи не разгибать спины?!
Диаманта чуть не заплакала.
— Я ненавижу эту работу! Я знала, на что иду, но не думала, что будет настолько тяжело… Я так устаю, мне всё время хочется спать… Но у меня нет другого выхода!
— Как это нет?! Ты можешь бросить работу в любой момент. Ты же не одна! Мы с отцом дадим тебе денег, сколько нужно!
