Рыцарь без меча - страница 69
— Мой мальчик, не забывай спрашивать у своего сердца, что сказала бы твоя мать о каждом твоём поступке. В том, что я советую тебе, нет позора; ты произнёс эти неразумные слова от боли. Твоя сила изменится, но не исчезнет. Для всех, кто окружает тебя, ты останешься таким же, каким был — могущественным, непреклонным и непобедимым.
— А для Королевы? Она сразу поймёт, что я потерял свою силу, и её любовь сменится презрением.
— Когда ненависть гаснет, не остаётся ничего, кроме сияния истинной любви.
— А если я оставлю всё как есть?
— Тогда тебя ждут новые страдания. Предательство Тербека — это просто боль от оков из гайера, надетых на тебя. Если ты не освободишься от них, пройдёт совсем немного времени, и тебя ждёт новый удар и новая боль, сильнее, чем эта. Если ты выживешь после этого удара, тебя ждёт ещё один. Тебе ли не знать об этом, тебе, столько раз вырывавшему у пленников признание с помощью страха, ненависти и боли? Когда я говорю об этом, я чувствую печаль…
— Всё верно, Фид. Но король на то и король, чтобы нести эту ношу. Нести, пока силы не иссякнут. Отказаться от неё значит предать страну и самого себя.
— В Мире Дня слишком легко перепутать приобретение и потерю, дар и жертву, счастье и несчастье. Ты думаешь, что потеря гайера — это утрата, но на самом деле это избавление для тебя. Откажись от ненависти, и тебе будет дана истинная сила, которая не иссякнет никогда.
— Разве такая сила существует, Фид?
— Это сила, которая уже много веков удерживает твою руку, когда ты собираешься совершить чёрную несправедливость. Это сила, сохранившая жизнь юноше, которого ты едва не убил по ошибке, сила, сохранившая жизнь тебе и твоей Королеве.
— Мир Неба?
— Она исходит оттуда.
— Так значит, этот Мир в самом деле спас меня?
— Да.
— Но я всё равно ненавижу его, Фид! И сейчас ещё сильнее, чем раньше! Он отобрал у меня всё. То, что перстень ещё на мне, не имеет значения. Я уже не Гарер. Лучше мне было родиться нищим, чем терпеть такое унижение!!
— Я слышу твою боль. Твоя музыка стала громкой, как крик, в ней звучит страдание и отчаяние. Но сохранивший мужество сохраняет своё достоинство. Ты не заслуживаешь презрения, поэтому прости себя. Прости себя, мальчик мой. Отказавшись от гайера, ты станешь чист перед Миром Неба и перед Великим Миром. Не забывай, о чём я сказал тебе: ты получишь другую силу, гораздо более могущественную.
— Я не верю в неё, Фид… Даже если она существует, кто просто так даст её мне? Зачем я нужен Миру Неба? Да и что он может здесь, в Великом Мире? На войне погибли многие, кто должен был жить дальше. И где был Мир Неба? Почему не спас их? Почему позволил умереть моим солдатам — и сохранил жизнь этому бродячему актёру? А где был Мир Неба, когда мой отец умирал, так и не узнав всей правды обо мне?! Если это справедливость, пусть лучше я буду несправедлив!
— Эти слова говорит твой ум. Но твоё сердце думает иначе. Вслушайся в его музыку, мой мальчик.
Рэграс сел на камень и долго смотрел в сумрачную даль.
— Фид, твои слова принесли мне боль, по сравнению с которой боль от гайера — детская забава. Но спасибо тебе за них. Чем раньше узнаешь правду, тем лучше… И спасибо тебе за шёлк. Но почему ты подарил его Аксианту, а не мне? Мне он нужнее!
— Потому что сердце Аксианта свободно от гайера. А тебе нужно быть очень осторожным с шёлком.
— Почему? Ведь шёлк говорит только правду!
— Да, только его недостаточно, чтобы ты увидел правду. Нужно, чтобы твоё сердце тоже стремилось к ней. А сердце, закованное в гайер, не может отличить истину от лжи.
— А почему шёлк не показывает будущее?
— У гайера нет пути, нет выбора, поэтому его будущее можно знать заранее. А у тебя есть путь. У тебя есть путь, как у каждого жителя Великого Мира.
Рэграс почтительно поклонился дракону и начал спускаться в долину. Фид долго смотрел ему вслед.
* * *
Чтобы полностью расследовать заговор Тербека, Рэграсу понадобилось много времени, и он попросил у Аксианта шёлк. Тот, недолго думая, подарил ему шёлк, тем более что после коронации собрался переехать в Эстуар.
— Разве тебе он не нужен? — удивился Рэграс.
— Что толку копаться в прошлом? — беспечно ответил Аксиант. — Всё равно его уже не вернёшь.
— А что ты решил с Гидеоном?
Аксиант пожал плечами.
— Ничего. Поедет со мной. Или ты хочешь, чтобы он остался?
— Я пригрозил ему, что если он ещё раз струсит, я лишу его фамилии, — медленно сказал Рэграс. — Но он и так Гарер только по фамилии, а по характеру — нет… Я могу сделать его настоящим Гарером.
— Как? Он на тебя обижен. Собирался даже уехать в Эстуар до коронации, несмотря на твой запрет. Еле отговорили его.
Рэграс задумчиво погладил бородку.
— Нет, пусть остаётся здесь. А что, если ты дашь мне право распоряжаться силой его перстня? Все обиды сразу пройдут.
Аксиант рассмеялся.
— Я не против. Это пойдёт ему на пользу. Представляю, что с ним будет, когда он узнает…
Когда Гидеон узнал об этом, он действительно был вне себя от возмущения: теперь он полностью зависел от дяди и, вместо того, чтобы гордо уехать прочь, должен был добиваться его благосклонности, иначе жизнь при дворе грозила превратиться в кошмар. А больше всего Гидеона задело то, что не кто-нибудь, а отец поставил его в такую ситуацию. Только самолюбие не позволило ему показать, как он встревожен и раздосадован.
* * *
Стоял ясный рассветный час. На дороге вдоль леса было тихо. Слева раздался негромкий стук копыт. Из-за поворота выехал Адриан в белом одеянии на стройном белом коне. Казалось, его силуэт светился в прозрачных весенних сумерках на фоне тёмного леса и бурой земли.
