Рыцарь без меча - страница 86
— Представляю, что здесь было, когда ты сказал, что хочешь стать актёром.
Эдвин вздохнул.
— Когда дядя увидел, что на меня не действуют его угрозы лишить меня наследства, взял плеть, которой наказывали слуг, и выпорол меня. Сам. А ведь мне было уже четырнадцать лет. Запер в комнате, оставил без еды… Я немедленно собрал вещи и, когда тётя пришла утром, чтобы меня выпустить, просто попрощался и ушёл.
Эдвин прибавил с ироничной улыбкой:
— Это ведь дядю надо благодарить за то, что я оказался в театре. Когда я сказал ему, что хочу стать актёром, сам ещё сомневался. Может, всё так и осталось бы мечтами, если б не его реакция.
— А Серита? Она тебя отпустила?
— Она видела нашу ссору с дядей, пыталась даже вмешаться, но это было бесполезно… Конечно, она плакала. Но благословила меня. Без её согласия я бы не решился уйти.
— А Дину ты сказал, кто ты?
— Да. Только попросил не говорить остальным. Дин предупредил, какая жизнь ждёт меня в театре, но долго отговаривать не стал — понял, что я всё равно не вернусь назад. А я ни разу не пожалел, что ушёл от дяди, хотя первые месяцы жил впроголодь, подрабатывал, где придётся… И в театре ничего не получалось. Не знаю, что бы со мной стало, если б не Бефита. А знаешь, от кого мне больше всех доставалось в театре на первых порах?
— От кого?
— От Харта.
Диаманта удивилась.
— От него, — кивнул Эдвин. — Дин, при всей своей строгости, хорошо ко мне относился и не придирался зря, а Харт решил, что я для их театра не гожусь, и делал всё, чтобы моя жизнь стала невыносимой… В конце концов я поговорил с ним с глазу на глаз. Рассказал, кто я, откуда.
— А он что?
— А он заявил, что если я в самом деле хочу из хилого белоручки и слабака стать актёром, то надо учиться, а не валять дурака, и сам начал со мной заниматься. Я думал, что не выживу, — Эдвин рассмеялся. — Он ведь просто само терпение!
— Он-то хоть тебя не бил?
— Когда как… Но после того разговора он стал иначе ко мне относиться.
— А дядя и тётя не пытались тебя найти, вернуть домой?
— Нет. Я много о них думал. Когда первая обида остыла, сам начал переживать, что невольно обидел их. Для них-то мой уход выглядел чёрной неблагодарностью. Они ведь действительно старались сделать из меня человека — в их понимании. В конце концов я поехал в Артиссу, поговорил с ними и помирился. Чем больше времени проходит, тем больше я рад этому… Ты заметила, как дядя говорил про Рэграса?
Диаманта с улыбкой кивнула.
— Он уверен, что Рэграс увидит этот разговор — ведь у него есть шёлк. Так что завтра нам надо набраться терпения. Когда дядя в ударе, он способен читать нотации по несколько часов подряд.
ГЛАВА 4. Шкатулка
Диаманта проснулась от нежного прикосновения. Было очень рано, только светало. Она вопросительно посмотрела на Эдвина.
— Давай спустимся в кухню к Серите! Она готовит завтрак, а остальные ещё спят. Поговорим с ней спокойно, наедине.
Диаманта быстро оделась, они осторожно прошли по коридорам спящего дома, спустились на первый этаж и вошли в большую закопчённую кухню.
Серита месила тесто. Эдвин окликнул её, она обернулась.
— Милые мои, да что ж вы так рано встали! Ещё спать и спать!
— Я не мог уехать и не поговорить с тобой, а позже, боюсь, не получится. У тебя днём столько дел…
— Это уж точно, — покачала головой служанка. — Я вчера так и не успела к вам заглянуть. И ночь-то почти не спала, всё думала. Неужели господин Дамир и правда жив? Бедный мой хозяин. Что же с ним случилось? Где он?
Серита слушала рассказ Эдвина и Диаманты и одновременно готовила пирожки. Она вздыхала и качала головой, то и дело смахивая слёзы. Наконец поставила противень в печь и занялась овощами. Когда Эдвин закончил, старая служанка подошла к нему, прижала к себе и долго гладила по голове.
— Горемыка ты мой, горемыка. Когда началась эта проклятая война, я всё тебя вспоминала, гадала, где ты. Ох ты и натерпелся… Но судьба ещё наградит тебя. Скоро встретишь родителей, то-то будет радость!
— Не знаю, что будет, Серита. Может, радость, а может, и нет. Отец ведь поклялся отомстить. Ты же знаешь его характер…
— Знаю, знаю. Но ничего. Он, как увидит тебя, сразу оттает. И за тебя я теперь спокойна, раз ты женился. Твоего отца, помню, только госпожа Амма могла удержать, если он что задумывал опасное. Ты не такой, ты разумный мальчик, не рубишь сплеча. Но за тобой тоже нужен глаз да глаз.
— Это почему, Серита? — поинтересовался Эдвин, выпрямляясь.
— Да потому, что пропадёшь ты без жены. Всё другим раздашь, а сам останешься босой, без крыши над головой и без медяка в кармане. Когда он маленький был, Диаманта, я всё время пекла ему что-нибудь вкусненькое — то пирожков настряпаю, то печенья. А он всё время просил добавки. Я так радовалась, что ему моя стряпня по вкусу! А потом узнала, что он не сам всё это ел. Он ребятишкам на окраину таскал, бедноте. Говорю ему: «Ты что ж это вытворяешь?!» А он заявляет: «Мне их жалко, им есть нечего!». Но я не бранила его, видела, что он от чистого сердца. И дяде с тётей не сказала, чтобы, чего доброго, не заругали. Думала, вдвоём с ним разберёмся. Они до сих пор многого о нём не знают, — Серита улыбнулась. — А сейчас я за него спокойна. О себе он никогда не думал, а о тебе будет думать… Запах-то слышишь, а, Эдвин? Твои любимые пирожки. Ещё и в дорогу вам положу.
