Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - страница 138
Я закричала. Не от боли, а от самого факта отсутствия. Плечо и обрубок вместо руки.
Меня поглощало - неизбежно и неотвратимо.
В фильме, на который я ходила, учась в провинциальном колледже, был эпизод о том, как героиня увязла в болоте. Она погружалась в зеленое с прочернью месиво, и со дна всплывали пузыри. Вокруг на десятки километров - ни души, и она поняла, что истекали минуты ее жизни. Тогда я, вцепившись в подлокотники кресла, смотрела, как героиня пыталась выбраться, как кричала, зная о бесполезности попыток, как звала на помощь, плача от бессилия, и с какой тоской устремила голубые глаза в голубое небо в последние секунды перед тем, как ее накрыло с головой. Режиссер красочно показал, как захлебнулась героиня, и ее рука некоторое время оставалась виду, пока пальцы не погрузилась в болотную жижу.
И сейчас меня скрутило от предсказуемости финала - безнадежного, бесконечно тоскливого.
Затягивало зыбучими песками, засасывало в болотную жижу.
Закончился воздух в легких, вода добралась до рта.
Господи, как страшно. Беспредельный, нечеловеческий ужас.
Мамочка, я жить хочу! Я еще многого не сделала в этой жизни! Не приеду к тебе, как обещала, и не обниму. И Мэл никогда не узнает, что люблю его.
Вот и все. Тусклое пятнышко солнца сквозь толщу, погружение на дно, апатия. Пузыри изо рта.
Вдруг пришла боль - тянущая, обжигающая.
Отрезвляющая.
Меня хлестали по щекам, не щадя.
Вдохнув полной грудью, я закашлялась.
- Очнись, дурында, - шипел кто-то злобно.
Рассыпавшаяся на кусочки мозаика постепенно складывалась в нечеткое изображение: потолок, догорающие свечи, трюмо, черная ткань, наброшенная на круглое зеркало...
Я лежала на полу в комнате у Вивы, и девица пыталась привести меня в чувство.
- Ой! - застонала. Хотела сказать, что больно, и хватит бить по лицу, но язык одеревенел. И остался ли он на месте?
Но главное - я жива. Жива! И руки-ноги целы, и голова.
Кое-как Виве удалось перевести меня в сидячее положение, и пока она готовила чай с какими-то травами, отсчитывала капли, смазывала лицо кремом и натирала вонючей мазью на висках и за мочками, - не переставая, обзывала распоследними словами.
Как хорошо сидеть и слушать сердце, которое бьется, вернее, строчит как пулемет. Как хорошо знать, что дышится, пусть с хрипами, и что смотрится, пусть размыто, и что язык ворочается, пусть и слегка опух.
- Ты хуже, чем бестолочь, - выдала девица самое безобидное ругательство. - Зачем полезла? Почти утянуло. Хорошо, что я догадалась посмотреть. Думаю, почему стало тихо? Заглянула, а из тебя силы вытекают.
- Ра-адик не мог, - прохрипела невнятно.
- Причем здесь он? Равновесие не должно нарушаться. А ты полезла.
Пусть ругает. Она имеет право. А я жива.
- Я предупреждала тебя? Ведь предупреждала, да? - хлопотала около меня Вива. - Свалилась на мою голову, тетеря безмозглая. Как посмотришь в зеркало, будь добра, не падай сразу в обморок.
- А...что там? - пролепетала я, холодея и цепляясь за шкаф и стену, поднялась, ощупывая лицо и голову. Уши на месте, по пять пальцев на каждой руке...Ноги не сгибаются, руки неуклюжи.
- Тебя предупреждали, - сказала Вива, отходя и давая мне взглянуть в зеркало трюмо.
Я посмотрела и увидела.
Мое отражение поседело. Полностью.
Самое время потерять сознание. Давненько мне не приходилось отключаться. Если честно, никогда.
- С катушек съехала? - донесся до слуха тихий голос. Это про меня говорят? - Она же и так не в себе, а ты потворствуешь. Хорошо, что Мелёшин не приехал. Нужно возвращаться, пока его нет.
Говорила Аффа. Меня уложили на кровать, а девчонки переговаривались у трюмо.
- Да не хотела я поначалу. А потом подумала, вдруг прорвёт, - оправдывалась Вива. - А её намертво держит. Хоть взрывай. Но как?
- Странно это. Он же никто ей - не брат и не сват. Не понимаю, почему убивается, - пожала плечами соседка.
- Так бывает, если они родственные души.
Аффа фыркнула.
- У нее уже есть родственная душа. Бодаемся с ним каждый день.
- Родственность бывает по духу и по крови. Как у единомышленников или у брата с сестрой. У близнецов наблюдается сильная связь через века и в разных перерождениях. Так что допустимо. А Мелёшин - не родственник, он - однофамилец. В будущем.
- Видала колечко, да? - спросила соседка.
Девчонки тихо захихикали, и Вива смеялась с заметным облегчением. Наверное, тоже перепугалась до чёртиков.
Я заворочалась и закряхтела.
- Поднимайся, - стилистка помогла сесть, очутившись рядом. - Голова кружится?
- Немного.
- Ну, ты даешь! - воскликнула Аффа, уставившись на меня как на чудище. А ведь неделю назад в этой же комнате восхищалась неземной красавицей, собиравшейся покорить великосветский прием. - Это навсегда? - спросила она у Вивы.
- Отрастут, - заверила та авторитетно и обратилась ко мне: - Радуйся, что легко отделалась. В качестве дани могли забрать что угодно: голос, зрение, молодость, память.
