Въ огнѣ гражданской войны - страница 62
Когда въ одесскій портъ прибыли послѣ 4 лѣтъ отсутствія первыя французскія военныя суда, когда по вечерамъ свѣтились въ недавно мертвенно-темномъ порту огоньки союзной эскадры, населеніе радостно и шумно привѣтствовало союзниковъ, какъ освободителей. Иной была встрѣча первыхъ австро-германскихъ отрядовъ. Какъ сейчасъ, помню появленіе въ Одессѣ перваго нѣмецкаго военнаго автомобиля, остановившагося у зданія, занимавшагося Румчеродомъ (революціоннымъ комитетомъ румынскаго фронта, черноморскаго флота и одесскаго округа). Хотя это и былъ предвѣстникъ освобожденія отъ большевиковъ, еще занимавшихъ городъ, встрѣча была сдержанная, холодная. Правда, раздались изъ толпы и крики «ура», но сейчасъ же умолкли, ибо кричавшіе скоро поняли неумѣстность столь шумнаго привѣтствія вчерашнихъ враговъ, пришедшихъ сегодня въ своихъ видахъ освобождать отъ ими же въ другихъ мѣстахъ покровительствуемыхъ большевиковъ. Гласные одесской думы, собравшись тайно отъ большевиковъ, имѣли возможность наблюдать изъ оконъ прибытіе нѣмецкаго автомобиля съ бѣлымъ флагомъ, направлявшагося къ помѣщенію Румчерода. Дошло до нашего слуха и непріятно шокировало «ура», раздавшееся изъ уличной толпы, наблюдали мы и то, какъ большевики-матросы, съ пулеметными лентами черезъ плечо, стали разгонять эту толпу. А на утро, послѣ напряженной ночи ожиданія событій, послѣ грабительскихъ перестрѣлокъ и «исчезновеній» большевистскихъ главарей, стали вступать въ городъ нѣмецкіе обозы съ первыми эшелонами. Къ полудню городъ уже былъ занятъ нѣмецкими патрулями, большевики исчезли, на приморскомъ бульварѣ почему-то разставлялись пушки, въ зданіи, гдѣ вчера еще былъ неистовый Румчеродъ, сегодня уже помѣщался нѣмецкій генералъ. Запуганный обыватель вздохнулъ свободнѣе, но, все же, можно утверждать, что «народъ безмолвствовалъ». Безмолвіе это было краснорѣчиво, оно таило въ себѣ многія невысказанныя чувства и настроенія. Какъ далеко разнилась эта картина отъ той, которую прпшлось наблюдать нѣсколько мѣсяцевъ спустя, при прибытіи союзниковъ, когда экспансивная радость южанъ выливалась наружу, когда чувствовалось въ воздухѣ нѣчто весеннее, бодрящее, вызывающее слезы волненія на глаза...
Но скоро облетѣли цвѣты, догорѣли огни и этой радостной мечты, оказавшейся иллюзіей. Какихъ-нибудь 4 мѣсяца пробыли на югѣ союзники и, вдругъ, эта неожиданная эвакуація. Кромѣ союзныхъ и, отчасти, русскихъ войскъ, эвакуировалось сравнительно немного народа (нѣсколько сотъ человѣкъ). На большомъ французскомъ парохотѣ "Caucase" собрались эвакуировавшіеся военные чины — преимущественно штабные, — представители администраціи, общественные и политическіе дѣятели. «Кавказъ» былъ, по выходѣ въ море, объявленъ на военномъ положеніи, всюду были разставлены часовые, послѣдовали назначенія комендантовъ отдѣльныхъ трюмовъ и другихъ частей парохода. Мѣры эти, вызванныя необходимостью охраны судовыхъ машинъ отъ покушеній большевистскихъ агентовъ, легко имѣвшихъ возможность проникнутъ на «Кавказъ», были проведены съ чрезмѣрнымъ рвеніемъ и формализмомъ. Всю ночь на пароходѣ раздавались окрик часовыхъ, смѣна патрулей, громкія переклички, вызовы и т. д. Къ всеобщему удивленію, ген. Шварцъ счелъ возможнымъ собирать на удалявшемся отъ Одессы пароходѣ засѣданія возглавлявшагося имъ совѣта обороны Одессы. Этотъ совѣтъ обороны часто собирался—порою, даже, въ ночные часы, — что-то обсуждалъ, выносилъ какія-то постановленія, не относящіяся, правда, къ оборонѣ оставленнаго города, а къ вопросамъ, по большей части, матеріальнаго свойства, относящимся къ эвакуированнымъ. Этого же типа дѣятельность «совѣта обороны Одессы» продолжалась нѣкоторое время и по прибытіи «оборонителей» на о. Халки, причемъ до конца продолжалась выдача суточныхъ членамъ «совѣта обороны». Тутъ же, на «Кавказѣ» началъ производиться размѣнъ украинскихъ карбованцевъ на австрійскія кроны, которыя удалось вывезти изъ одесской конторы государственнаго банка. Размѣнъ этотъ производился такъ, что нареканіямъ не было конца, жаловались на неравномѣрность и «протекціонностъ» выдачъ, на «сбываніе» рваныхъ кредитныхъ билетовъ непривиллегированнымъ и т. д. Вообще, на «Кавказѣ» нареканіямъ, обвиненіямъ и недоразумѣніямъ не было конца. Казалось бы, всѣхъ этихъ людей, скученныхъ на пароходѣ въ самыхъ неудобныхъ условіяхъ, переживающихъ большую національную и личную передрягу, должно было бы объединять единое чувство солидарности и содружества, но не тутъ-то было. Всюду виталъ духъ озлобленности, вражды, ненависти. И это — на параходѣ, увозившемъ взрослыхъ людей, объединенныхъ общимъ признакомъ: нежеланіемъ склониться передъ большевиками!..
На пароходѣ раньше всего обозначилась своя «аристократія» и «демократія». Молодые генеральскіе адъютанты и сопровождавшія ихъ пѣвички имѣли отдѣльныя каюты, а заслуженные и немолодые дѣятели, по скромности не предъявлявшіе претензій, — ютились на трюмныхъ нарахъ. Составъ эвакуируемыхъ скоро разбился на группы и партіи, остро между собою враждующія. Задавали «тонъ» чины шварцевской арміи, скромно держали себя добровольцы, шумливо проявляли себя хлѣборобско-украинскія группы съ Андро во главѣ, затравленными глядѣли политическіе дѣятели. Случилось такъ, что въ томъ же трюмѣ, на сосѣднихъ нарахъ оказались чины стараго охраннаго отдѣленія, гетманской и добровольческой контръ-развѣдки — и рядъ соціалистовъ революціонеровъ, убѣгавшихъ отъ большевиковъ, но, не взирая на это, подвергавшихся грубой травлѣ обнаглѣвшихъ охранниковъ. Молодой одесскій мировой судья с.-р. С-къ нервно заявлялъ, что онъ не можетъ больше выносить «шуточекъ» по своему и своихъ сотоварищей адресу и предпочитаетъ броситься въ воду, чѣмъ продолжать подобную пытку. Багажъ и саквояжи нѣсколькихъ банкировъ и купцовъ служили предметомъ открытаго вождѣленія, кое-чего потомъ и не досчитались. Кому-то все время угрожали «спустить въ воду», кто-то хватался за револьверъ, и т. д. Среди пассажировъ было и нѣсколько евреевъ, и этого было достаточно, чтобы нависалъ призракъ погрома. Все это создавало атмосферу нервную, грозовую и нездоровую.
