СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО - страница 45
- Дорежьте его, –тихо сказал Ант и, едва переставляя непослушные ноги, подошел к Угабару.
Изо рта Угабара тянулась струйка крови, а на лице застыло удивление. Шлем его с левой стороны был весь в трещинах, словно раздавленное крутое яйцо.
Угабара окружили родичи и понесли на сани.
Ант Бельгутай снял шлем и некоторое время стоял, глядя перед собой невидящими глазами. На его голову падал редкий снег, и светлые кудри асо казались седыми.
Подошел Артай и вложил в руку Анта повод своей лошади. Ант поднял взгляд:
- Вороного добили?
- Да. Поедем!
Ант кивнул и молча поднялся в седло. Дорогой он не проронил ни слова. В его памяти назойливо повторялись слова Ли Лина, сказанные однажды ночью: «Если ты изменишь хунну, шаньюй назначит на твое место другого человека, и тогда начнется самое страшное – братоубийственная война... Я очень высокого мнения о твоих соплеменниках, асо, но и среди них найдутся люди честолюбивые и завистливые».
- Так вот кто был первым, – вслух сказал Ант.
Артай удивленно посмотрел на него, но ничего не спросил.
Глава 11
На исходе третьего месяца в голых сквозных березняках затоковали краснобровые лесные петухи–тетерева. В полдень уже пригревало солнце, и прозрачные сосульки, срываясь с крыш, звенели, как серебряные запястья девушек. По ночам, оседая в оврагах, вздыхали и ухали снега. Ветер посвистывал в талых ветвях, скликая на косогоры ватаги синих подснежников. Другие цветы еще робели, боясь обмануться.
В одну из таких ночей ко дворцу Ли Лина пришел санный обоз. Его сопровождали две сотни конных динлинов во главе с асо. Хуннуский лагерь проснулся, и наиболее любопытные степняки сунулись было узнать, что лежит на санях. Но огромные, похожие на медведей бородачи из охраны бесцеремонно отогнали их, сказав только:
- Ясак для шаньюя.
С рассветом главный тархан, сборщик податей, в присутствии Ли Лина, Анта и шаньюева соглядатая Этрука принялся вскрывать привезенные тюки. Начали с монет и золотого песка. Мерой для взвешивания служил плоский железный слиток, равный двум китайским гинам.
Асо рассеянно смотрел, как золото и серебро перекочевывают с весов в замшевые мешки. Он ничего не говорил, когда чаша с драгоценным металлом заметно перетягивала, хотя знал, что каждая лишняя монета прилипнет к рукам тархана или Этрука. Такое безразличие озадачивало хунну и даже несколько умеряло их наглость.
Покончив с золотом, взялись за оружие. На снегу тускло заискрились груды мечей; снопами желтого камыша лежали стрелы, и, словно заостренные перья сойки, голубели каленые наконечники копий.
- Хороши ли они? – с сомнением спросил Этрук, поднимая с земли один из мечей и проводя по его жалу грязным ногтем.
Ант взял меч из его рук и, криво усмехнувшись, сказал по –тюркски:
- Давай сравним с твоим. Только береги голову.
Глаза Этрука оскорбленно блеснули, и он с готовностью обнажил свой клинок. Железо зазвенело о железо. Столпившиеся вокруг воины криками подбадривали соплеменника.
- Довольно, – через минуту сказал Ант. – А теперь взгляни на свой меч, Этрук.
Этрук посмотрел на клинок, и лицо его вытянулось: лезвие походило на петушиный гребень.
- Теперь ты понимаешь, что было бы с тобой, ударь я по шлему? – насмешливо спросил Ант.
Этрук покачал головой и пробормотал:
- Среди врагов я убил тридцать витязей. Вот этим самым мечом.
Кто –то из воинов взял иззубренный клинок, и он под удивленные возгласы пошел по рукам.
Когда были сосчитаны мечи, связки стрел и мехов, «око шаньюя» сказал с довольной улыбкой:
- А ведь я, асо, подозревал тебя в измене...
- И отправил через горы холзана?
- Ты знаешь об этом? Откуда?! – Глаза хунну стали злыми.
Ант засмеялся:
- Я умею угадывать мысли и поступки. Сегодня ты выпустишь вторую птицу, верно? И мы запьем добрую весть кувшином крепкого вина. Ты сказал, что в вашем стане его не осталось ни капли?
Я ничего не говорил. Я только подумал. – Этрук посмотрел на Анта с суеверным страхом.
- Сейчас придет обоз, –беззаботно продолжал Ант. – Встретим начало весны как следует!
...Обоз с вином и мясом пришел к полудню, и через два часа хуннуский лагерь был уже пьян. Сотники веселились в доме Ли Лина. Ант старался не смотреть на их красные рожи, лоснившиеся от жирной баранины и самодовольства.
Снаружи, из войлочных юрт, доносились нестройные песни хунну. В их надрывном пении, тягучем, как скрип колеса, Анту слышалось то ржание табуна, то посвист ветра, то хриплый верблюжий крик.
«Стоит мне шевельнуть пальцем, и от вас останется одна кровавая слякоть, – задыхаясь от ненависти и кислого запаха овчин, думал асо. – Мои люди выпили только по чашке, и каждый из них управится с десятком этих степных волков. Но – время, время!»
И Ант, стиснув зубы, держал на лице добродушное выражение, словно липкую непросохшую маску.
* * *
Матерый лось-одинец вышел на небольшую поляну и остановился, прислушиваясь. В ровном, плывучем шорохе кедров сторожкое ухо зверя ловило чуждые звуки: потрескивание сушняка и приглушенный не лесной шум. Лось понял, что по тропе идут люди. Он сошел в сторону и легко понес свое большое тело по зеленым моховым подушкам.
Его следы еще не успели заполниться водой, когда на тропе показался отряд всадников. На воинах были короткие меховые безрукавки и остроконечные войлочные колпаки с наушниками, какие носят азы, жители горных отрогов. О принадлежности всадников к этому племени говорили и их лица с синими полосами, нанесенными краской от крыльев носа к вискам. Синий цвет был у азов цветом войны.
