Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 108
Бартоломе вздрогнул оттого, что до боли ясно услышал голос мессера Джованни, легкие шаги Беатриче… Увидел ее незабываемое лицо, когда она, склонившись над креслом отца, внимательно слушала его. Ее ясную улыбку, которой она встречала его, Бартоломе. И снова, как некогда в Саламанке, в соборе Сан-Стефано, Бартоломе почувствовал не горечь утраты, не страдание разлуки, а огромную, всепоглощающую радость от того, что его посетила любовь, которая сделала его, смертного, равным бессмертным Данте и Петрарке.
Он вспомнил, как еще в юности ректор читал у Сенеки, что из всех бедствий наибольшее — потерять любимого человека. Но и в этом случае, говорил Сенека, ты должен радоваться тому, что он все-таки был у тебя, чем печалиться об его утрате.
Бартоломе вспомнил утрату Мигеля, Педро Рентерии, Алонсо… После трагической смерти Рентерии и гибели колонии в Кумане он не испытывал столь тяжкого удара, какой постиг его по возвращении из Перу в Санто-Доминго. Он узнал, что не стало Алонсо. Выстрел негодяя — карателя Рохаса — оборвал эту светлую и отважную жизнь… Но сейчас он думал: разве с утратой друзей погибают и плоды дружбы? Разве в течение стольких лет самой тесной дружбы, самого близкого сотрудничества ничего не было сделано? Разве вместе с другом теряешь и дружбу?
«Поверь, — слышал Бартоломе голос ректора, — большая часть того, что мы любим, остается у нас, хотя бы и сами любимые нами были отняты у нас судьбой! Подумай, действительно прошлое стало нашим; именно потому, что оно прошло, оно вне всякой опасности! Надеясь на будущее, мы неблагодарны в отношении прошлого, тем более что и то, что свершится, как только наступит, тотчас станет также прошлым!»
Слишком мало ценит вещи тот, кто наслаждается ими только в настоящем. В будущем и в прошедшем они могут доставлять нам радости: в будущем — путем надежды, а в прошлом — через воспоминания.
Но при этом первые могут не сбыться, вторые же не могут не быть. Так не безумно ли отказываться от столь верных источников радости? Бартоломе улыбнулся: ректор любил говорить своим ученикам: «Успокоимся на том, что мы усвоили себе, если только наш разум не представляет собой подобие воронки, через которую уходит все, что воспринимается!»
Кто может сказать, что он, Бартоломе, одинок и несчастлив? О нет! Он благодарен судьбе за то, что она одарила его таким прошлым, которое до сих пор согревает его душу, наполняет счастьем. У каждого человека есть прошлое, и хорошее и дурное. Ничто и никогда не забывается. Но сознание своих ошибок — вот свойство благородного ума и чистой души. И, видит бог, он старался поступать всю жизнь именно так.
Вдруг Бартоломе остановился перед входом в небольшую церковь. Об этой церкви, Санта-Мария дель Кармине, говорил ему мессер Джованни: здесь замечательные фрески Мазаччо.
С душевным волнением и трепетом вошел Бартоломе в пустую церковь. Она была погружена в полумрак. Только сквозь узкие цветные окна падал пестрый свет и скудно освещал престольные образа, фигуры святых, потемневшие стены. Бартоломе прошел дальше, в глубь церкви. Он увидел фрески Мазаччо: «Изгнание из рая», «Уплату статира». Там, в глубине, — сцены из жизни святого Петра. Эта небольшая церковь, казалось, вмещала все героическое представление о человечестве. А ведь Мазаччо умер двадцати семи лет…
И, несмотря на столь короткую жизнь, художник принял, как факел, традиции великого Джотто. Его искусство, как и у Джотто, глубоко человечно. И тут Бартоломе вспомнил фрески на потолке в Сикстинской капелле, в Ватикане. Это было творение величайшего художника Микеланджело. Волшебный факел у Мазаччо приняли такие мастера, как Микеланджело, Рафаэль, картинами которых Бартоломе восхищался в Риме.
Бартоломе вышел из церкви. Его волновали новые мысли. Как велика связь времен! Начиная от Прометея, человек всегда несет священный огонь, и если один падает, другой подхватывает и высоко поднимает факел.
И не должен ли он, Бартоломе, считать себя одним из тех, кто удостоился чести нести светоч сурового пламенного Данте, свободолюбивого Петрарки? Данте писал о «живой правде». Живая правда и есть та справедливость, во имя которой люди отдают не только знания и силы, но и всю свою жизнь.
Tierra de guerra
Велик тот учитель, который исполняет делом, чему учит.
Катон-Цензор
После поездки в Кастилию и Рим в 1536 году Бартоломе более не вернулся на Эспаньолу, в Пуэрто-Плату. Франсиско де Маррокин, избранный недавно епископом Гватемалы, настаивал на том, чтобы Бартоломе принял на себя руководство одним из монастырей Гватемалы. И Бартоломе согласился.
Монастырь в городе Сант-Яго де лос-Кабальерос был полуразрушен. Монахи не очень охотно селились там. Обстановка в Гватемале была напряженной и небезопасной. Завоеватель и губернатор Гватемалы Педро де Альварадо, вместо того чтобы заботиться о благосостоянии вверенной ему области, покинул ее и ринулся в Перу. Слухи об успехах экспедиции Писарро достигли жадных ушей Альварадо. Он решил двинуться на юг и присоединиться к Писарро. Тот нуждался в людях, оружии, в продовольствии. Аудиенсия Гватемалы протестовала против отъезда губернатора: большая часть страны была еще в состоянии войны, индейцы стонали под игом рабства и готовы были в любой момент подняться на восстание. Но Альварадо нагло ответил, что ему наплевать на Гватемалу! Он хочет идти к другим, более великим открытиям.
