Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 129
Со всей убедительностью и юридической обоснованностью в этом и последующих трактатах Лас-Касас не устает повторять одно и то же: индейцы не могут быть рабами, и долг Испании освободить их.
Диспут между Сепульведой и Лас-Касасом продолжался. Сначала он шел в тонах вежливых и мягких, но потом сделался более резким. Уже брошено обвинение Сепульведе, что он схоласт чистейшей воды! Уже в ответ слышится, что Лас-Касас самый опасный и бешеный человек в Кастилии!
Сепульведа, хотя и смеялся над «грубой латынью этого неуча Лас-Касаса», но в душе боялся его огромного практического опыта, поразительной силы доказательств и, самое главное, смелости.
— То, что предлагает уважаемый доктор, ставит наших королей в Индии в положение тиранов, хотят они этого или не хотят! — сказал в своей заключительной речи Лас-Касас. — Право королей должно зиждиться на добром управлении и мире, более дорогом, чем те сокровища, что они получили и получают из Индии. Отрицать это — значит обманывать королей. Доказательства, извращающие истинное положение вещей, — не доказательства! Тот, кто не знает об этом, тот ничего не знает. Тот, кто отрицает это, не больший христианин, чем Магомет! Для предотвращения полного уничтожения индейцев я направлял все свои усилия. И я делаю это не как доктор Сепульведа, который предлагает закрыть перед справедливостью и правдой двери. Я же закрываю двери перед ложными утверждениями и открываю их перед теми, которые основаны на истинном праве!
Члены Совета были напуганы этой смелой и страстной речью. Она дышала протестом против самых твердых устоев власти королевской и власти церкви. Что же делать?
И Совет, и все ученые юристы и богословы признали правым Сепульведу. Казалось, что все кончено. Лас-Касас в отчаянии ушел с заседания… И вдруг, вопреки решению Совета, король отдал приказ уничтожить трактат Сепульведы, «дабы не возбуждать в Индии нездоровых настроений».
Это известие принес Бартоломе наутро лисенсиат де Сото, капеллан короля, один из немногих членов Совета, которые поддерживали его.
— Но я не понимаю, дорогой лисенсиат, — говорил Бартоломе, — как же все-таки король…
— Тут и понимать нечего, епископ! — перебил его лисенсиат. — С самого начала было ясно, что трактат Сепульведы в настоящее время более вредоносен, чем жало змеи. Но Совет по делам Индий и все наши высокоученые мужи задумали тяжесть решения переложить на короля. Виной этому ваши поистине крамольные речи! Попробуй признай вас правым, а Сепульведу — неправым… Это значит расписаться в согласии с вашими мятежными взглядами. И вот члены Совета мудро голосовали против вас, заработав этим себе покой и хорошие отношения и с папой, и с королем! А решать должен был сам король!
— И они знали, что он иначе и не решит? — спросил пораженный Бартоломе.
— Понимали, без сомнения, что существование «Новых законов» во многом зависит от исхода вашего диспута. Принц Фелипе приказал, чтобы ни один экземпляр трактата Сепульведы не проник в Америку. А те, что попали туда, приказано захватить и прислать обратно в Кастилию.
— А как же Сепульведа?
— А что — Сепульведа? — ответил, улыбаясь, лисенсиант. — Он снова займется хроникой, а про вас напишет то, что он сказал вчера после заседания…
— А что же он сказал?
— Он сказал, что Лас-Касас так горяч и красноречив, что сам Одиссей Гомера показался бы рядом с ним скучным!
В стенах коллегии Сан-Грегорио
Подобно меди благородной он в работе блещет, а в тоске безделья — его покроет ржавчины налет.
Софокл
После успешного окончания диспута с доктором Сепульведой Бартоломе решил не возвращаться в Новый Свет. Он понимал, что, живя в Испании, принесет несравненно большую пользу. Бартоломе отказался от сана епископа Чиапаса, зная, что в Индии есть люди, которые продолжают его дело; это были верные товарищи и соратники: Педро Ангуло, Луис Кансер, Хуан Перрера, Томас Касильяс, Томас Торрес, Хордан Пьемонте… Все, что можно сделать, они сделают, а он будет помогать им и всем тем, кому дороги идеи справедливости и мира.
Свое 78-летие Бартоломе отметил в стенах коллегии Сан-Грегорио, которая со времени возвращения стала его домом. Окрыленный победой в диспуте, Бартоломе отдал печатать свой первый трактат: «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий», написанный им еще в 1542 году. В типографии Себастьяна Трухильо в Севилье, где теперь всегда печатал свои труды Бартоломе, была издана и эта книга. Ее немедленно перевели в Европе на многие языки: на латынь — под названием «Жестокости испанцев в Индии», на итальянский — «Муки рабов в Индии», на французский, немецкий.
В трактате он не назвал имен тиранов и убийц. Такое благородство было характерно для Лас-Касаса. Он прекрасно понимал, что достаточно изложить все факты и этим призвать кару на головы виновных. Ведь не было в Кастилии человека, который не узнал бы, о ком идет речь! Как и следовало ожидать, книга встретила самый ожесточенный прием в Испании и вызвала такую злобу против ее автора, что даже те, кто были противниками рабства, обвиняли Лас-Касаса в том, что он враг испанцев, что он не может быть подданным Кастилии.
Известия, приходившие из Нового Света, были неутешительны: все реформы оставались на бумаге. Сопротивление колонистов не уменьшалось, а, наоборот, росло. С гневом и горечью слушал Бартоломе вести о том, как ведут себя в Индии и епископы, и простые монахи.
