Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 60

Вот как были окуплены годы спокойной и мирной жизни, которую вели испанцы-колонисты на Эспаньоле, и Бартоломе в том числе… Эти мысли жгли Бартоломе; он не знал, что делать, как жить дальше.

Правление Николаса Овандо, с которым Бартоломе вступил на Эспаньолу, должно было знаменовать новые порядки на несчастной индейской земле, разоренной предшественниками Овандо.

Новый губернатор обнаружил, что добыча золота сильно упала, так как индейцы, принадлежавшие энкомендеро, были изнурены до предела. Испанцы-колонисты, арендовавшие королевские рудники (все золотые рудники принадлежали короне), не могли уже выплачивать установленную законом половину дохода. Овандо пришлось сократить подать до одной трети, а потом и до одной пятой. Было ясно, что никто из колонистов не захочет заниматься столь невыгодным для них делом, как добыча золота.

И Бартоломе смог убедиться, что и правление Овандо оказалось основанным на таком же произволе, как и правление Бобадильи. Все законы попирались бесстыдно и бессовестно; Овандо решил восстановить прежнюю систему принудительного труда. В течение года каждый индеец должен был 6–7 месяцев отработать на рудниках. Овандо уведомил королей: «…для того чтобы сделать из дикарей добрых христиан, надо развить в их душах стремление к здоровому труду».

Слова Овандо, а еще более оскудение и без того тощей королевской казны, нашли отклик в сердцах их высочеств. Последовал благосклонный ответ: «…они ничего не имеют против того, чтобы индейцы работали столько, сколько потребуется для их здоровья».

— Правильнее было бы написать: «столько, сколько потребуется для их смерти», — мрачно проговорил Бартоломе, узнав о новых порядках. — Вот вы, Педро, как и я, получили юридическое образование; скажите, можно этих индейцев называть «свободными» вассалами королей? Разве принудительный рабский труд можно считать законным? А что же тогда сказать об индейцах, принадлежащих колонистам? Послушайте, о каком случае я недавно узнал. Однажды индейцы, имевшие очень жестокого хозяина, решили покончить жизнь самоубийством. Они верили, что в загробной жизни их ожидает вечное блаженство. Но испанец, узнав о намерении индейцев, испугался, что лишится своего богатства. И он пришел к индейцам и сказал с дьявольской хитростью: «Дайте и мне тоже веревку, ибо я хочу умереть вместе с вами!» Поняли индейцы, что не избавиться им от хозяина даже на том свете. Отложили они веревки и пошли снова гнуть спину…

— А мне рассказывал один пилот, — ответил Рентерия, — что от Лукайских островов он мог идти без компаса, ориентируясь только по трупам индейцев, плывшим по морю.

— Бог отвернулся от нас, если он может допускать такие вещи!

— Грешно думать так, Бартоломе! Наши индейцы не страдают. Пусть вас утешает сознание, что мы приносим добро хоть малой части жителей Эспаньолы.

— Меня уже ничто не может утешить, Педро, после того, как я принимал участие в постыдном походе Эскивеля. Все попытки помешать ему, как вы знаете, потерпели поражение. Он просто плевал на мои слова, этот негодяй! И хотя мы приносим добро на своей земле, но ведь никто не следует нашему примеру. Мы так одиноки!

Вскоре произошли события еще более страшные, чем поход капитана Эскивеля.

В поисках оружия

…Доказано безумие тех, кто воображает, что при помощи власти, которою они облечены, можно помешать потомству узнать об их поступках…

Корнелий Тацит

Губернатору Овандо не давала покоя мысль о том, что в центре Эспаньолы находилась дружественная, но еще непокоренная богатая и цветущая область Харагуа. Индейцы Харагуа являлись своеобразной аристократией острова: они славились своей красотой, храбростью, искусством и ремеслами. Управляла ими Анакаона, вдова касика Каонабо, поднявшего восстание в своей провинции Магуана и погибшего двенадцать лет тому назад, в 1496 году, из-за вероломства испанцев. Анакаона нашла тогда приют у своего брата Бехечио, правителя Харагуа. После смерти брата она стала его преемницей.

По свидетельству испанцев и индейцев, Анакаона была выдающейся по уму и красоте женщиной. Еще брат старого Адмирала, первый из испанцев побывавший в Харагуа, был очарован прекрасной индианкой.

Овандо разработал коварный план. Он прибыл в Харагуа как бы с мирными целями, но с вооруженным пешим и конным войском. Анакаона, ее триста касиков и многочисленные подданные встретили гостей с большими почестями. Индейцы вышли к ним с цветами и музыкой. В честь испанцев были устроены пляски и игры. Овандо сделал вид, что ему очень понравились индейские пляски, и предложил показать испанский турнир.

...

Мирная встреча испанцев индейцами. Старинная гравюра.

На большую площадь, где в то время находилась Анакаона, касики и множество индейцев, вышли триста пеших и шестьдесят конных испанских воинов… Они прошли торжественным маршем перед своими гостеприимными хозяевами.

Вдруг, по знаку Овандо, этот невинный и мирный парад превратился в бешеную атаку на безоружных индейцев. Правительница Анакаона и касики были мгновенно окружены и взяты в плен. Испанская конница топтала индейцев, их рубили и кололи мечами и копьями. Спаслись лишь немногие, те, кто успел убежать от яростного натиска «гостей». Касики сопротивлялись как безумные, но часть их была убита, а восемьдесят касиков заперты в хижины и сожжены. Остальные индейцы, кто остался в живых и не убежал, были захвачены в рабство, как мятежники, и привезены в Санто-Доминго.