Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 66
Алонсо с другими молодыми мужчинами на плотах перегнали на тот берег реки, где были шахты. Люди работали в этих ямах под вечным страхом обвала, так как испанцы не хотели тратить время на крепление шахт.
Через несколько часов руки Алонсо и остальных новичков покрылись кровавыми волдырями. Он порвал свою белую шелковую рубашку и перевязал кое-как раны себе и своим товарищам. Во время короткого отдыха ему не хотелось даже есть. Выпив воды, он отдал свой хлеб детям и лег на землю.
Рядом сидели Хукеро и юноша индеец с Лукайских островов. Он рассказывал:
— Мой отец говорил мне, что первая река, которую открыли испанцы, — золотая река, или, как они называют ее, Рио дель Оро, — была очень богата золотом.
— А где твой отец?
Юноша показал рукой на реку.
— Он утонул?
— Нет. Он был стар и погиб от непосильного труда. Испанцы не хоронят тех, кто умирает здесь. Они бросают мертвых в реку, и течение уносит их в море. Так похоронили моего отца и многих других. Отсюда никто не возвращается живым.
Алонсо слушал этот рассказ словно сквозь сон. Он ловил себя на том, что продолжает думать по-испански. Когда юноша сказал: «Отсюда никто не возвращается живым», — Алонсо вдруг услышал голос Бартоломе, читающий ему Данте. И Алонсо тихо повторил за ним бессмертные строки:
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
……………………………………
Входящие, оставьте упованья.
— Ты что-то сказал? — спросил у него Хукеро.
— Нет, это сказал не я, а великий Данте… еще двести лет тому назад! — мрачно ответил Алонсо.
Хукеро с сожалением смотрел на Алонсо. В своем ли уме этот красивый, добрый, но такой странный юноша? Что-то шепчет непонятное по-испански или смотрит в свою растрепанную книгу. Кастилия, видно, все-таки повредила ему ум. Хукеро покачал головой. Нет, лучше быть подальше от испанцев. Хотя Алонсо с восторгом рассказывал ему о своем названом брате Бартоломе, о жизни в Кастилии, умный индеец понял, что добром не кончилось пребывание там. Сделали из него сеньора, а теперь, так же как и все, гнет спину и голодает в рудниках!
Проходили дни и месяцы. Алонсо уже потерял счет времени. С рассвета до ночи изматывающая работа, потом тяжелый короткий сон. И снова то же самое… Он очень изменился. Щеки ввалились, глаза потускнели. Он уже более не заглядывал в своего любимого Петрарку. Завернутая в кусок плаща, книга была спрятана в солому, на которой спал Алонсо. Он был равнодушен к грязи, насекомым. Вернувшись с рудников, он съедал жалкий ужин, угрюмо лежал и молчал, пока не приходил сон.
Особенно изменился Алонсо после одного события, которое произошло вскоре после его прихода в Сибао. В поселке стали умирать грудные дети: у матерей пропало молоко.
— О, если бы у нас был маис! — рыдали матери над мертвыми телами детей.
Алонсо решил пойти к управителю рудниками. Тот совсем еще недавно носил кличку «жадины Хосе» и был завсегдатаем севильских тюрем. За последнее, особенно дерзкое, ограбление суд приговорил его к каторге. Но Жадине повезло: 22 июня 1497 года короли подписали указ об отправке из Испании в Новый Свет преступников, не осужденных на смертную казнь, «чьи преступления были таковы, что по справедливости заслуживали высылки в Индии». Таким образом, в числе прочих уголовников Жадина попал «по справедливости» на Эспаньолу. Там он стал именовать себя доном Хосе де Авидо (что вполне соответствовало его нраву) поступил на королевскую службу, завел слуг и сколачивал капитал, так как управление рудниками было весьма выгодным.
Добыча золота. Старинная гравюра.
Дон Авидо сидел на террасе дома, у ног его растянулся пес, по кличке Сатанос, прозванный так за свою поистине дьявольскую злобность.
Слуга доложил управителю, что его хочет видеть рудокоп-индеец, по имени Алонсо.
— Индеец? Пусть обратится к моему помощнику, я не разговариваю с индейцами.
— Но он хочет говорить с вами, хозяин.
— Ну, зови!
Слуга позвал Алонсо. Управитель с некоторым интересом ждал, что скажет ему этот назойливый индеец.
— Сеньор, простите, что я так настойчив, но дело, которое привело меня к вам, не терпит отлагательств, — сказал по-испански Алонсо.
— Дьявольщина! Это тот самый кастильский ублюдок, о котором мне говорил солдат! Я не удосужился еще посмотреть на тебя.
Алонсо, стараясь быть кратким, пояснил цель своего прихода.
— И если распахать небольшой участок под маис, — закончил он, — то женщины получат питательную пищу и сохранят своих детей.
— А ты уверен, что их надо сохранять, этих щенков?
— Сеньор, я не понимаю вас!
— Ты суешься не в свое дело и еще хочешь понимать! Проклятье! Я должен выслушивать поученья всяких грязных индейцев, потому что они умеют разговаривать как знатные кастильские идальго! — проворчал управитель. — Да еще объяснять, что мне выгодно, а что невыгодно! Пусть дохнут индейские щенки, понимаешь, матери будут лучше работать… разрази меня гром!
— Но бог не простит вам этой жестокости, сеньор! Уже погибло двадцать детей…
— Клянусь дьяволом, с господом богом я разберусь как-нибудь сам, без твоей помощи, ученый индеец! Ступай и впредь не суйся не в свое дело!
— Бог покарает вас! Кровь несчастных детей падет на вашу голову! — вскричал Алонсо.
— Ах, мерзкое отродье, ты еще угрожаешь мне! — и он тяжелой ременной плетью ударил Алонсо по лицу.
