Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 67
Гордость Алонсо вскипела, и, не помня себя, он сбил с ног управителя. Собака бросилась на Алонсо.
…Менее чем через полчаса, избитый и окровавленный, Алонсо лежал связанный в подвале дома на мокрой соломе. Неизвестно, чем кончилась бы эта история, но, видимо, жадность управителя была превыше его мстительности. Через два дня Алонсо вытолкали из подвала и послали на рудники. Молодых рудокопов мало, и держать его в подвале было невыгодно.
Плохая пища, непосильный труд делали свое дело. Почти каждый день на рассвете, до начала работы, по течению реки спускали тела умерших индейцев.
Единственным человеком, с кем еще иногда говорил безучастный и равнодушный ко всему Алонсо, был Хукеро. Но вскоре тот заболел. Однажды ночью, когда весь поселок спал, Хукеро тихо позвал Алонсо:
— Подойди поближе, я хочу сказать тебе…
Алонсо наклонился над больным.
— Слушай… У тебя доброе сердце и гордая душа, и ты погибнешь здесь. Тебе надо бежать!
— Бежать? Но как? Через горы не уйти, а к морю… ты же знаешь, что к реке нас не выпускают без охраны и собак.
— У меня был сын, такой же, как и ты. Он погиб от шпаги испанца за то, что хотел защитить от позора свою мать. О моя жена! Мой сын! Возьмите меня…
— Хукеро, друг мой, ты бредишь?
Хукеро пришел в себя:
— Я умру сегодня ночью… знай это. На рассвете придут надсмотрщики и прикажут все трупы бросить в реку. Ты должен лечь на мое место. И воды реки вынесут тебя на свободу.
— А ты, Хукеро? Как же ты?
— Ночь темна. Отнеси меня в лес… недалеко… и накрой плащом твоего друга-кастильца. И я спокойно уйду из жизни… А ты вернись и ляг на мое место.
— Но, Хукеро, в лесу могут быть звери!
— Разве после испанцев страшны нам звери?
Алонсо взял больного на плечи и вынес из хижины.
— Подожди, Хукеро, я забыл, — и он вернулся в хижину.
Когда Алонсо принес Хукеро в лес, тот был уже мертв. Алонсо ножом выкопал неглубокую яму для могилы. Он рыл ее, и на ум приходили стихи:
Жизнь убегает быстро, что ни миг;
Не хочет смерть помедлить на покое;
Враждебно настоящее, былое,
И будущего неприветен лик…
Потом он завернул тело индейца в старый рваный плащ Бартоломе и опустил в могилу. Прежде чем засыпать ее, он положил на грудь Хукеро самое дорогое, что у него было здесь, — книгу Петрарки.
«Вот здесь лежит, в этой наспех вырытой могиле, тайком похороненный, как преступник и вор, хозяин и владелец своей родной земли, индеец Хукеро. Он прикрыт старым испанским плащом, и на груди у него — растрепанная книга стихов великого итальянского поэта Петрарки. Надо спешить. Ночь еще темна, но близится рассвет, который не увидел Хукеро. И, быть может, не увижу и я… Испанцы не пощадят меня, если раскроется обман. Нет, нет, прочь колебания! Сегодня или никогда! Хукеро был прав. Я все равно погибну здесь. Так лучше не ждать покорно часа гибели, а пойти навстречу ударам судьбы!»
Два пути
Наша цель — свобода, ради нее подъемлются все труды.
Сенека
Алонсо замолчал.
— Тебе трудно? — и Бартоломе положил руку на плечо брата.
Алонсо справился с волнением и продолжал свой рассказ:
— Никогда до самой смерти я не смогу без содрогания вспоминать тот страшный рассвет…
…Еще было темно, когда пришел надсмотрщик с четырьмя индейцами-носильщиками в его хижину.
— Здесь один, хозяин, старый Хукеро. Он уже вчера был почти мертв, — сказал носильщик.
Индейцы подняли Алонсо и швырнули на большие носилки, где лежали два мертвых тела. У следующей хижины на него бросили еще два трупа. Он ощущал их смертельный холод. Он хотел бежать… Но, стиснув зубы, он твердил про себя: «Если хочешь быть свободным, надо выдержать».
Когда его сбросили в реку, от сильного удара о воду он потерял сознание. Потом пришел в себя. Его несли мутные желтые волны. Рядом качались трупы индейцев, коряги деревьев. Вдруг послышался шум и грохот. Все ближе и ближе… Пенилась и ревела река, свергаясь сплошной стеной с огромной высоты. Алонсо захватило потоком воды, и он погрузился в грохочущую тьму.
…Чьи-то нежные руки держали его голову.
— Он приходит в себя, отец! — услышал он женский голос. — Он не умер.
— Я прикажу отнести его в хижину, пусть им займется твоя мать.
Аравакская речь? Но куда он попал? Его подняли и понесли. От резкой боли в голове и руке он снова потерял сознание.
Очнулся Алонсо в хижине, после того как ему ловко и умело перевязали голову и раненую левую руку.
— Ну, сын мой, — сказал тот же приятный мужской голос, — не думали мы, что поток принесет нам живого, а не мертвого аравака!
— Я действительно с Кубы, но куда я попал?
— Ты — у друзей. Лежи спокойно. Моя жена и дочь поднимут тебя на ноги.
Алонсо быстро поправлялся. Он узнал от своих гостеприимных хозяев, что попал к касику Атуэю, который поднял восстание в своей провинции, но был разбит испанцами и собирается бежать на Кубу. С ним семья и жители его селения.
Вскоре они на своих легких каноэ через опасный Наветренный пролив переправились в провинцию Майей, расположенную на крайнем восточном берегу острова Кубы.
Однажды Атуэй позвал Алонсо на совет воинов, присоединившихся к мятежному касику. Он сказал им:
— Все больше и больше индейцев уходит с острова Гаити, где их преследуют и убивают испанцы. Если бы они нашли нас здесь, то никого не оставили бы в живых: ни женщин, ни детей, ни стариков. Знаете ли вы, зачем христиане так поступают?
