Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 70

— Пойди к Хасинте и скажи, что я велел отдать тебе аркебуз.

Лицо Баоны осветилось белозубой улыбкой. Глаза загорелись.

— А я подарю ему свой лук и стрелы; можно, Гуама?

— Да, Баона, пойди к нему.

Когда Баона выбежал из пещеры, Бартоломе сказал:

— Ты был немногим старше этого мальчика, когда мой отец привез тебя в Кастилию. Алонсо, неужели я нашел тебя, чтобы вновь потерять?

Алонсо хотел сказать: «Останься с нами», но что-то мешало ему. Ведь Бартоломе — испанец. Сможет ли он сражаться против своих братьев?

— Если бы я думал только о себе, я, не размышляя, остался бы с тобой до конца жизни, — словно ответил на его мысли Бартоломе. — Но мне надлежит многое исправить, раскрыть глаза слепцам. Я должен искоренить рабство в Индии!

— Ты будешь одинок в своей борьбе!

— Нет, Алонсо, я верю, что есть честные люди в Испании и они поддержат меня.

— Я счастлив, что среди испанцев есть ты! Помни, Бартоломе, здесь, в горах Баракоа, бьется верное сердце!

Не сдерживая слез, они обнялись, быть может, в последний раз… На рассвете Бартоломе должен был вернуться со своими спутниками к Нарваэсу.

Их провожал Кибан.

— Вот дорога, — сказал индеец, указывая на тропу. — По ней вы спуститесь к морю, а там доберетесь до своих.

— Прощай, Кибан, — сказал Бартоломе. — Благодарю тебя за дружбу и доверие к нам.

Старый Фернандес хлопнул индейца по плечу:

— Ну, Кибан, старина! Надеюсь, что мой нож не продырявит мою же шкуру? О других я не беспокоюсь.

— Брат Фернандес, — ответил Кибан, — мы выкурили с тобой не одну трубку мира, и теперь навсегда друзья. Да и зачем нам ссориться? Ты не разбогател на нашей земле. Как пришел бедным солдатом, так и уйдешь.

— Клянусь Сант-Яго, ты прав! К простому человеку богатства не идут: они липнут к знатному карману. И, кроме желтой лихорадки да твоей трубки, пожалуй, я ничего из Индии не увезу!

Бартоломе подошел к Кибану:

— Друг мой, я прошу тебя — береги Гуаму. Он может быть безрассудно храбр, он может пойти впереди всех… и погибнуть! Береги его, Кибан: ближе, чем он, у меня нет никого на свете.

— Не тревожься, друг Бартоломе, — успокоил его индеец. — Гуама — большой вождь, и мы все бережем его!

Резня в Каонао

…Явилась жажда власти

Кровавая, и сильного добычей

Слабейший стал, сменилось право

Силой…

Сенека

Бартоломе и его спутники благополучно спустились на побережье.

— Друзья мои, — обратился Бартоломе к ним. — Мне нет надобности предупреждать вас, что наша встреча в горах Баракоа…

— Не тревожьтесь, сеньор! — перебил его Фернандес. — Лагерь Баракоа похоронен в наших сердцах, порукой в том честь солдата. Ей-богу, грешно было бы причинить зло таким молодцам, как ваш приятель и старина Кибан.

Вечером они обнаружили отряд лейтенанта Нарваэса расположившимся на берегу высохшей реки.

— Ба, капеллан Лас-Касас! — приветствовал Нарваэс своим зычным голосом. — А мы уже опасались, что в горах вас слопали дикие звери! Не хотите ли хлебнуть? — и он протянул ему флягу с вином. — Воды в этой проклятой речушке нет, но, клянусь бородой Сида, я об этом не сожалею.

Бартоломе отказался, и Нарваэс со смехом опрокинул флягу в собственную глотку.

В его отряде было сто человек и, кроме того, около пятисот индейцев-носильщиков с Эспаньолы. Обнаружив на дне реки круглые, словно отшлифованные камни, солдаты от нечего делать и для потехи стали точить свои шпаги.

— Мы направляемся в Куэба, что в тридцати лигах от Байямо. На кой дьявол Веласкес дал мне сотню солдат, не понимаю. Ведь Ямайку я захватил с тридцатью молодцами! — хвастливо сказал Нарваэс.

— Куба — не Ямайка, лейтенант! — возразил старый солдат, ветеран индейских походов.

— Эй, малый! — крикнул Нарваэс, подзывая носильщика-индейца. — Сколько осталось лиг до селения?

— Селение Каонао совсем уже близко, сеньор, — ответил ломаным испанским языком индеец. — До захода солнца мы придем туда.

— Лейтенант Нарваэс, — сказал Бартоломе, — дайте приказ солдатам при входе в селение держаться всем вместе, не входить в хижины и не причинять зла индейцам, под страхом наказания.

— Клянусь дьяволом, — ответил Нарваэс, садясь на свою гнедую лошадь, — можно подумать, что я только что прибыл из Кастилии и меня надо держать на поводу!

— Я выполняю указание губернатора Веласкеса, — возразил Бартоломе, — а что касается вашего опыта, то, вспоминай Байямо…

— Хорошо, хорошо, капеллан! — нетерпеливо проговорил Нарваэс и, пришпорив лошадь, помчался впереди отряда.

Отряд двинулся за ним.

— Лейтенант уже послал туда гонцов с шестами и письмами, — сказал старый солдат. — Ей-богу, сеньор капеллан, диву даешься, как эти простаки индейцы верят бумажкам! Сначала мы писали им приказы, а потом достаточно было прицепить к шесту простой клочок бумаги, чтобы индейцы вообразили, что это приказ. Просто хохот разбирает, когда видишь этакое!

— Тем более мы должны оправдать их доверие, — ответил Бартоломе. — Бог покарает каждого, кто чем-либо обидит индейца или индианку!

— Да и губернатор по головке не погладит, — добавил Фернандес.

— У губернатора увесистый кошелек золота, рудники и энкомьенда, полная слуг и рабов, — проворчал про себя старик. — А бедному солдату уж и поживиться чем-нибудь нельзя от дикарей!