Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 72
Бартоломе завернулся в плащ и спустился к морю. С тихим шорохом набегали волны на берег.
«Сам дьявол привел нас к этому ручью», — сказал Фернандес. «Сам дьявол привел нас в Индию…» — думал Бартоломе. Испанцы убивают из боязни быть убитыми! А если индейцы начнут мстить? Повторится то, что было недавно на Эспаньоле. Каратели-испанцы расправлялись с мятежными селениями: за одного христианина, убитого индейцами, христиане убивали сто… Страх, умноженный на гнев, породит еще более ужасные злодейства! Он вспомнил слова Алонсо: «Брат, что общего у тебя с ними?»
Бартоломе в смятении протянул руки к темному небу, где сверкало созвездие Южного Креста. Справедливый и всемогущий бог! Что же делать? Жить так, как он жил раньше, нельзя. Быть вместе с убийцами и насильниками, как Нарваэс? Он не сумел их обуздать. Он только обагрил сегодня свои руки кровью, покарав убийцу. Но что же делать дальше? Вернуться в горы Баракоа, к Алонсо, сражаться бок о бок с ним, уничтожить несколько десятков злодеев, а потом быть убитым в бесславной стычке самому? Он не боится смерти и готов хоть сейчас уйти из жизни, где нет справедливости и правды. Уйти сейчас из жизни — не значит ли это думать только о себе? И не о себе ли он думал все эти десять бесполезно прожитых лет в райском уголке Buenaventura? Кому это принесло счастье? Он был добр и справедлив к своим индейцам, но разве он не обогащался за счет их труда, за счет того, что не принадлежало ему? А какую пользу он принес в качестве капеллана при отряде насильников?
И в рокоте набегающих волн ему слышалось: «…не то жалко, что человек родился или умер, что он лишился своих денег, дома, имения; все это не принадлежит человеку. А то жалко, когда он теряет свою истинную собственность — свое человеческое достоинство».
С моря подул свежий предутренний ветер. Бартоломе плотнее завернулся в плащ. Море становилось все более беспокойным. Волны с грохотом разбивались у его ног и обдавали пеной. Но в душе наступил покой. Решение было принято. Он будет бороться с произволом и несправедливостью всеми доступными ему способами. Alea jacta est! Он, Бартоломе Лас-Касас, открыто расскажет всем: королю, Совету по делам Индий, всей Кастилии — о том, что творится в Новом Свете! А теперь — скорее к Веласкесу! Сегодня этот жадный толстяк Диего Веласкес услышит от него нечто неожиданное.
Губернатор Веласкес встревожен
О жадность! Не способен ни единый
Из тех, кого ты держишь, поглотив,
Поднять зеницы над твоей пучиной!
Данте
Губернатору Кубы дону Диего Веласкесу доложили, что его хочет видеть капеллан Лас-Касас, прибывший только что в Сант-Яго из вновь завоеванных провинций.
Веласкес уважал, вернее побаивался, капеллана Лас-Касаса, так как тот был прям в своих суждениях, независим в действиях и, самое важное для Веласкеса, имел связи при дворе.
— Здоровы ли вы, дорогой капеллан? — с участием спросил Веласкес, удивленный измученным и мрачным видом Лас-Касаса.
— Душевные муки иногда тяжелее физических, сеньор.
— Что же причинило вам боль? Быть может, утрата кого-либо из родных? Никто не поймет вас лучше меня, ибо горе, причиненное мне смертью моей дорогой жены, до сих пор живо в моем сердце.
— Я вижу в смерти вашей жены перст божий. Для чистой и невинной души ее лучше было покинуть свет, чем участвовать в наших тяжелых грехах, — ответил с горечью Бартоломе.
— Побойтесь бога, капеллан! Что за страшные вещи вы говорите!
— Мы погрязли в тяжких грехах, сеньор, повторяю вам. «Страдания людей в нищете и рабстве достойны порицания», — сказано в Экклезиасте. А мы с вами ввергли в нищету и рабство не одну тысячу людей!
— Клянусь пресвятой девой, я не понимаю вас, капеллан! Все, что у нас имеется — деньги, поместья, индейцы, — мы получили за верную службу королю! — и Веласкес с опаской посмотрел на Лас-Касаса: в своем ли он уме?
А тот продолжал, не обращая внимания на возражения Веласкеса:
— Нищета и рабство индейцев должны быть осуждены, а мы закрываем глаза на это. Вы считаете меня достойным христианином и хорошим священником?
— Но кто же больше вас достоин уважения, капеллан! Вы — один из лучших слуг бога и короля!
— Так знайте, Веласкес, я — недостойный священник и плохой слуга короля. Я, который обогащается за счет индейцев, как могу я проповедовать слово божье, зовущее к милосердию? Как могу я требовать выполнения законов короля, когда сам не выполняю законов права!
Веласкес не знал, что отвечать взволнованному Лас-Касасу.
— И я решил выполнить долг своей совести: отказаться от земли и рудников. Я освобождаю моих индейцев от рабства и возвращаю их короне, чтобы они стали свободными вассалами короля!
— Сеньор, сеньор, — вскричал пораженный губернатор, — как, сейчас, когда ваши дела идут так хорошо, ведение хозяйства вызывает зависть колонистов, вы хотите отказаться от всего? Что сказал бы ваш покойный отец, досточтимый дон де Лас-Касас? Подумайте, капеллан, что вы говорите! Я прошу вас, опомнитесь! Возьмите ваши слова назад! Даю вам две недели сроку для спокойного обдумывания!
— Лучше представьте себе, Веласкес, что эти две недели уже прошли. Предупреждаю вас, что я буду бороться против цепей репартьементо, ибо считаю, что мы все — люди нашего века — живем в страшной слепоте, обогащаемся за счет пота и крови индейцев, приговоренных работать на нас, чужеземцев, только потому, что мы не имеем другого права, кроме права силы и тирании!
