Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 98
Наконец беглецы прибыли в Санто-Доминго. К великому удивлению и беспокойству Гарсето и Хасинте, Бартоломе там еще не было.
Случилось так, что пилот корабля, на котором плыл Бартоломе, сбился с пути. В восьмидесяти лигах от берега каравелла несколько недель боролась со встречными ветрами около острова Беата. Бартоломе посоветовал пилоту пристать к порту Якимо. Оттуда пешком, так как купить лошадь было негде, Бартоломе отправился в Санто-Доминго. Он нанял носильщика и примкнул к группе испанцев, по разным делам направлявшихся в Санто-Доминго. Однажды после обеда сделали они привал на берегу какой-то речки. Утомленный путешествием и волнениями, ибо тревога за колонию не покидала его, Бартоломе уснул.
Вдруг сквозь сон он услышал свое имя. На вопрос одного из спутников: «Что нового?» — чей-то голос ответил:
— Нет никаких новостей, кроме той, что известный дон Лас-Касас и все его домашние убиты индейцами!
— Но этого не может быть, — возразили попутчики Бартоломе, — дон Лас-Касас с нами.
Словно из глубокой пропасти, сознание вернулось к Бартоломе: «Случилось нечто ужасное и непоправимое!»
Он стал расспрашивать испанцев, которые шли из Санто-Доминго. И те рассказали ему, что знали, о событиях в Кумане, о гибели колонии.
С тяжелыми мыслями приближался Бартоломе к Санто-Доминго. Жив ли Педро, старый верный друг? Жив ли Гарсето, упорно настаивавший на его отъезде? Он не сомневался, что только это было причиной трагедии в Кумане!
Когда почти больной от горя пришел Бартоломе в Санто-Доминго, подтвердились все слухи. Погиб благороднейший друг его, Педро Рентерия. Погиб легкомысленный Сото. Погибло еще несколько безвинных людей.
Погибла его колония, в основание которой он вложил все силы своего ума и души.
Уход в монастырь
Ужель и впрямь не знать успокоенья
Душе унылой? Над ладьей моей
Вся ненависть ветров не собралась ли?
Объята бурей гавань; без движенья
Лежит пловец, корабль — без мачт и рей,
И маяки манящие погасли.
Петрарка
Сломленный событиями в Кумане, Бартоломе нашел временный приют в доминиканском монастыре. Приор Кордова, движимый состраданием к его горю и одиночеству, предложил ему поселиться у них. Бартоломе, безразличный ко всему окружающему, согласился.
Будущее представлялось ему безнадежным, прошлое и настоящее — мрачным… Утраты и неудачи преследуют его. Близкие и друзья покидают мир, его планы терпят крушение. В больших жизненных делах важно не быть одиноким. Встретил ли он, кроме Рентерии, хоть одного человека, преданного ему, с такими же стремлениями и готовностью к борьбе? Что можно было ждать от таких «сподвижников», как Беррио, Сото, Окампо, — людей, бесконечно далеких от тех идей, которые владели им?
Всякая попытка что-то изменить кончается либо победой, либо поражением. Надо иметь мужество и сознаться, что он потерпел поражение. Он обладал силой, терпением, выдержкой, как никакой другой человек. Он продолжал идти по намеченному пути, как бы тяжело ему ни было. Другие падали духом, но он шел. На его пути появлялись утраты и смерть, но это не останавливало его. Ему казалось, что все неудачи — ничто по сравнению с великой целью, поставленной перед собой.
Бартоломе мучительно искал причины своего поражения. В чем была его ошибка, которая привела к трагедии в Кумане? В цели? О нет! Он твердо убежден: индейцы должны быть свободны. И если суждено было Новому Свету сделаться колонией Испании, то народы Нового Света имеют полное право стать такими же свободными вассалами королей Испании, как и все испанцы. Быть может, он не сумел найти общего языка с индейцами Куманы, его не поняли? И его поселения оказались такой же утопией, как некогда его асиенда?
И хотя Бартоломе был опустошен и сломлен, у него хватило мужества на то, чтобы сказать себе: он совершил ошибку. Вспомнил опаленную солнцем площадь… Лица индейцев, полные молчаливого сопротивления. Как он был слеп! Ведь Рентерия не раз говорил ему о трудностях преодоления недоверия, порожденного недостойным поведением испанцев. А он верил в силу своего слова! Он хотел проникнуть в души озлобленных людей, не поняв их до конца.
Но главная его ошибка даже не в этом. Кумана — трагический эпизод, а вся Индия? Он верил в могущество испанской короны. Он верил, что королевская власть — источник законности и порядка. Он думал, что полнота власти короля может обуздать произвол. Ему казалось, что, став подданными Испании, индейцы обретут право на свободу. Как наивен и легковерен он был! Он всегда знал, что право и власть королей должны зиждиться на справедливом и добром управлении государством. Можно ли сказать, что именно так властвуют короли? Нет. Земли Нового Света были беззаконно и бесстыдно захвачены и разорены. Индейцы, хозяева и владельцы своих земель, угнетены и порабощены. Неисчислимы ущерб и зло, которые, против всякого здравого смысла и законов, принесли короли Испании Новому Свету.
Какое право имел король Испании грабить для своей казны сокровища, омытые кровью и слезами индейцев? И не только короли, но и вся Испания принимала участие в этих позорных делах, пользовалась залитыми кровью богатствами, украденными у жителей Индии. Бартоломе вспомнил недавний поход Кортеса, этого мясника, возомнившего себя Александром Македонским. С чудовищной жестокостью он сломил героическое сопротивление мексиканцев и завоевал Мексику. И хотя Фонсека, покровительствующий по-прежнему Веласкесу, настаивал на привлечении Кортеса к суду, золото, которое тот посылал королю, сыграло и здесь свою роль. Король назначил Кортеса наместником завоеванных земель Мексики.
