Чао, Вьетнам - страница 47
Дьенбьенфу стала настоящим Сталинградом Первой Индокитайской войны. Генерал Зиап, аккуратно переступая через тысячи корчащихся в агонии солдат, безжалостно брошенных им к алтарю воинской елавы, наконец вступил в пантеон великих героев. Правда, он еще не знал, что ему только предстоит окончательно обессмертить себя, когда он победит армию самой могущественной в мире страны. Хайфонец с мрачным восторгом наблюдал за своим кумиром из той тени, в которой всегда находятся подручные великих героев, залог их легендарных побед. Мне в те дни исполнилось шестнадцать, и я упрашивал своего начальника Чан Ван Ча разрешить мне отправиться на фронт, приводя все мыслимые и немыслимые доводы. Комбат Чан Ван Ча лишь отрицательно качал головой.
24
Помню, что в день победы мы втроем с товарищами по отряду уже второй месяц путешествовали на джонке по городам и селам Триста восьмой зоны. Мы тогда проводили серию просветительских лекций среди местного населения о Великой Октябрьской революции 1917 года в России. Лекции читал товарищ Хай Чынг, известный писатель, один из первых редакторов партийного органа «Нян-Зан». Товарищ Хо Ниен, будущий председатель союза кинематографистов, крутил «Октябрь» Сергея Эйзенштейна на кинопроекторе, а я отвечал за стенды с фотографиями. Объявление о победе над Францией было зачитано бесстрастным голосом диктора в нашем транзисторе, когда мы возвращались на базу. От радости мы прямо в одежде попрыгали в реку, наша лодка перевернулась, материалы о Советской России поплыли по воде.
Во время празднования победы на базе я подошел к Чан Ван Ча, чтобы поздравить его. Он пожал мне руку и промолвил:
– У меня для тебя есть задание, Туан. Последнее…
Через несколько дней я снова оказался в Сайгоне, на смотровой площадке той самой электростанции, что в районе Тан Тхуан. Я внимательно рассматривал передвижение каодаистских отрядов по мосту Y в оптический прицел. Наша разведка выяснила имя человека, ответственного за взрывы велосипедных бомб. Генерал Чинь Минь Тхе, возглавлявший вооруженное крыло каодаистской секты, оказался ставленником Лэнгли. Это он, под руководством Олдена Пайла, отдавал приказы о терактах против мирного населения Сайгона. Его целью было обвинить во взрывах коммунистическое движение, с тем чтобы самому возглавить антикоммунистический фронт, обойти профранцузские круги и возглавить Южный Вьетнам, лояльный в первую очередь США. Планы провалились, в немалой степени благодаря ликвидации Олдена Пайла. Это произошло как раз на этом самом мосту, и это было мое первое задание. Сейчас я думаю, что, скорее всего, я бы не справился с ним, если бы не история кхмера. Сегодня генерал Тхе возглавил карательную операцию по зачистке красного района Тан Тхуан, того самого, где у нашего батальона было немало надежных пристанищ и складов, размещенных в домах мирных семей.
Мне снова вспомнился потусторонний взгляд кхмерского проводника, обреченного всю жизнь жить без сна, беспрестанно всматриваясь в самое сердце тьмы. Когда на мосту остановился джип и в перекрестье оптического прицела появился затылок человека в генеральской пилотке, я ни секунды не сомневался. Я нажал на курок. Круг замкнулся…
– Когда-нибудь ты поймешь, Туан, что то, чем мы заняты здесь, может оказаться еще важнее для нашей победы, чем Дьенбьенфу, – сказал мне Чан Ван Ча, когда я вернулся на базу. Он закурил папиросу и пытливо посмотрел мне в глаза. – Когда-нибудь, когда мы возьмем Сайгон! Сайгон обязательно будет нашим, вот увидишь, и возьмем его мы с тобой.
Легендарная победа в Дьенбьенфу окончательно подорвала моральное здоровье Четвертой республики. После военного поражения и капитуляции во Вьетнаме очередной премьер-министр Пьер Мендес-Франс подписал Женевские соглашения с ДРВ, в которых наконец был признан национальный суверенитет последней. Правда, в Южном Вьетнаме временно сохранилось марионеточное государство Бао Дая, входившее в Индокитайскую Федерацию Французского Союза.
Сама же Четвертая республика начала трещать по швам. Упреждая события, она по своей инициативе начала готовиться к передаче контроля над суверенитетом элитам Туниса и Марокко, повсюду отыскивая «почетные политические решения», во имя спасения лица и чести Франции. Казалось, мы нанесли Республике смертельный удар, от которого ей уже было не оправиться. Справа взбунтовались лавочники и мелкие предприниматели, оформившие свое недовольство в пужадистское движение. Слева начал выходить многотиражный журнал «Экспресс», сразу же добившийся внушительных масштабов влияния. На его страницах такие почтенные интеллектуалы, как Сартр, Камю и Мориак, каждую неделю подвергали самой едкой критике свое правительство, не оставляя камня на камне от его экономических, законотворческих и внешнеполитических инициатив. Давал журнал высказаться и своим оппонентам вроде молодого пужадиста Жан-Мари Ле Пена, вернувшегося после позорной капитуляции из Индокитая в чине младшего лейтенанта и заявившего на тех же страницах, что «Францией правят педерасты – Сартр, Камю и Мориак».
Но больше всех в борьбе против собственной Республики преуспел знакомый нам генерал Салан по прозвищу Мандарин, занимавший тогда пост главнокомандующего вооруженными силами в Алжире. Сговорившись с тремя генералами, разделявшими ультраправые взгляды, он захватил Корсику, высадив там своих верных десантников, после чего недвусмысленно проинформировал парижское правительство: «Как только над всей Францией будет безоблачное небо, я готов подвергнуть столицу атаке с воздуха, если контроль над национальным суверенитетом не будет немедленно передан генералу де Голлю». Напуганное решительностью правых генералов правительство, считая де Голля меньшим злом, взмолилось о его согласии. Де Голль, дожидавшийся этого момента двенадцать долгих лет, нисколько, однако, не сомневаясь в том, что он наступит, позволил себя поуговаривать и в конце концов важно кивнул головой. Но у него были заготовлены свои условия.
