Ядовитый соблазн - страница 29
Если бы только был жив отец!.. Со слезами на глазах думала Эмилия. Тонкие пальцы рук судорожно сжимали ткань покрывала, сминая его. Тогда она уже завтра бы, не раздумывая и не ища благоразумного предлога, велела приготовить экипаж и уехала бы, не оглянувшись на поместье Лаэрта ни разу. Но отец скончался, едва Эмилия с супругом вернулись из свадебного путешествия. Болезнь всё же взяла своё. Она за считанные месяцы превратила пожилого, но всё ещё полного сил мужчину в изнеможенного старика. И сейчас у Эмилии на всём белом свете не было человека, к плечу которого она могла бы приникнуть в поисках поддержки. Дальние тётушки и прочие родственники не брались ею в расчёт – отношения с ними были такими же, как с хорошими знакомыми, не более того. И кому она могла бы рассказать столь постыдную тайну, к тому же ей не принадлежавшую? Могла ли бы она признаться хотя бы одной живой душе, что супруг, внимания которого она так усердно добивалась и которого страстно желала, был педерастом и расчётливо предложил ей лечь под какого-то незнакомого мужчину, чтобы тот обрюхатил её? Во имя чего? Во имя мнимого, показушного семейного счастья, чтобы каждый мимо проходящий мог кивнуть в знак одобрения и в следующий же миг забыть об их семье? Да и семья ли это? Кругом один сплошной обман и слепое следование правилам, навязанным кем-то сверху… А ещё она ничего, совершенно ничего не могла поделать. В мире власть имущих мужчин она была всего лишь красивым придатком к успешной жизни, забавным и хрупким… В этом мире правила и законы писались ими и для них же, а женщине была отведена роль дорогой и желанной, но всё же безделушки.
Поневоле она вспомнила слова Максимилиана и горько рассмеялась.
– Вам противно общество, вас окружающее. Вы считаете себя лучше них, и вполне заслуженно.
Можно считать себя кем угодно, но на деле беспомощно барахтаться в липкой трясине, как она сейчас. Вдруг Эмилия подумала: что если бы тогда она приняла его предложение, а не сделала вид, будто не понимает о чём идёт речь? Как повернулась бы тогда её жизнь..? А его? Был бы ли он сейчас жив? Максимилиан Ровере, нелюдимый вдовец, снискавший не самую добрую славу среди горожан, трагически скончался незадолго до её свадьбы. Злые языки поговаривали, что в последние пару месяцев он стал совершенно невыносимым, постоянно пил и не желал никого видеть, безвылазно сидя в меблированном доме, снятом им на время. Хватило одной упавшей свечи для того, чтобы дом заполыхал, а его мрачный обитатель сгорел вместе с ним, очевидно, заснув мертвецки пьяным. Мертвецы, мертвецы, мертвецы… Хоровод любимых и попросту занимательных, но уже мёртвых людей проносился перед её взором. И не мертва ли сейчас она сама отчасти?
***
Молчаливый протест Эмилии в знак отрицания продлился недолго. Лаэрт вёл себя как ни в чём не бывало: был всё так же нежен и предупредителен на публике и равнодушно холоден наедине. Мягкий поцелуй в щёку перед сном – и он покидал её общество. Первое время Эмилия подолгу не могла уснуть. Едва Лаэрт разворачивался к ней спиной, уходя к себе, в голове начинала проигрываться одна и та же мерзкая сцена, увиденная ею в кабинете. Воображение услужливо раскручивало перед ней иные вариации сношения двух мужчин, и она маялась, не находя себе места. Она чувствовала себя уязвлённой, оскорблённой до глубины души и начинала тихо ненавидеть маленького щуплого индийца, напоминавшего подростка.
Эмилия презирала себя за потайное желание доказать Лаэрту, что она лучше – во всех отношениях. И именно оно же придавало ей сил и не позволяло скатиться в чёрную меланхолию. Она решила во что бы то ни стало не просто казаться незаменимой, но и на деле быть ею. Глупышка!.. Надеялась ли она на самом деле обратить внимание и взрастить в душе Лаэрта любовь к себе или просто тешила себе этой несбыточной иллюзией..? Но уже через неделю она сняла с себя печать молчания и как ни в чём не бывало присоединилась к супругу в его кабинете, когда он работал. И на это раз она твёрдо решила не просто сидеть рядом и подавать нужные ему предметы или книги, любуясь им, но на самом деле вникнуть в суть происходящего.
– Дорогая моя, – Лаэрт привлёк супругу к себе, поцеловав в висок, – я рад, что Вы вновь ведёте себя благоразумно. Мы с Вами поладим и проживём долгую счастливую жизнь рука об руку.
Её покоробила формулировка Лаэрта, но она мило улыбнулась и уселась рядом, готовая быть нужной. Письма, письма, письма… Бесконечный поток конвертов, входящая и исходящая корреспонденция, столбы цифр и длинные замысловатые строки.
– Ты самый настоящий бумагомаратель, – с улыбкой заметила она, оглядывая стол в рабочем кабинете. Первоначально она просто помогала ему сортировать бумаги и отвечать на приглашения, мало имеющие отношения к его работе. Но острый пытливый ум, направляемый твёрдой рукой Лаэрта, делал быстрые успехи, и вскоре Эмилия стала кем-то вроде его личного секретаря. Она схватывала на лету и делала довольно практичные замечания, заслуживая похвалу мужа. Лаэрт был честолюбив и амбициозен. Место в нижней палате Парламента было занято им совершенно заслуженно, но он желал большего. Он хотел быть одним из тех, кто не просто соглашается с диктуемыми условиями, лишь отчасти их корректируя и создавая видимость принятия решений. Он желал сам стоять у истоков законодательства, корректируя курс Королевства. В его честолюбивых мечтах он, верно был ни много ни мало – правой рукой самого Короля… А пока… Пока он просто делал маленькие шажочки в этом направлении, выискивая варианты приближения к заветной цели.
