Любовь меняет все - страница 68

– Сложности? Вы вообще о чем? – Она покраснела. – Мне кажется, я своими воплями разогнала всех окрестных ворон! – И вдруг ей сделалось тревожно, и она закусила губу. – Вы думаете, слуги могли услышать?

Колдер неопределенно хмыкнул.

– Им так хорошо платят именно за то, чтобы они не слышали то, что им слышать не положено, – пояснил он.

Колдер наклонился, чтобы смыть с нее следы их любовных баталий. Внезапно смутившись, Дейдре отняла у него влажное полотенце. Однако он не отвернулся, а прилег рядом.

Впрочем, что она ему могла на это сказать? Колдер был у себя в доме и, что еще важнее, в собственной спальне.

Дейдре быстро смыла липкую субстанцию со своего тела, хотя размытое пятно на покрывале так и осталось. Она стыдливо взглянула на Колдера, чтобы увидеть, заметил ли он это пятно, но тот уже спал. Похоже, напряжение прошедшей недели все же не прошло для него даром.

Дейдре знала о том, что заводит Колдера. Тем более что чаще всего она специально его заводила. Как, впрочем, и он ее. Но, глядя на спящего мужа, доведенного ею до крайности, Дейдре чувствовала себя виноватой. Бедняжка так настрадался по ее милости!

Бросив испачканное полотенце под кровать – жест детский, конечно, все равно его найдет прислуга во время первой же уборки, но оставить его на виду рука не поднималась, – Дейдре повернулась на бок к мужу лицом.

Недавняя любовная схватка оставила у Дейдре странное послевкусие. В том, что Колдер испытал наслаждение, сомнений у нее не было, но вот насчет радости… Что это было для него? Жест отчаяния перед лицом безысходности? Дейдре так крепко обнимала его, так стремилась доказать ему свою любовь, но, увы, она, скорее всего, так и не была услышана.

Дейдре смогла бы спасти его душу от гибели, если бы ей удалось растопить своей любовью многолетний лед одиночества, что сковал его сердце, но то ли лед был слишком крепок, то ли ее любви не хватало на двоих.

Не зря говорят: обжегшись на молоке, и на воду дуешь. Колдер не верил ей, и для этого существовали вполне объективные причины. Научиться прощать обиды непросто, и Дейдре могла бы подать ему в этом пример. Могла бы, но не подала.

Колдер нанес ей немало обид. Чаще неосознанно, но и осознанно тоже. Он разрушил ее ожидания с беззаботной жестокостью ребенка. Колдер говорил с ней исключительно в приказном тоне, и его ни в малейшей степени не интересовало ее мнение. Дейдре уже тогда знала, что он не имеет ни малейшего представления о том, какой она человек. Ему нравилось ее лицо, фигура и наряды, а что за ними – его не интересовало. А ведь она любила его с шестнадцати лет, с первого выхода в свет, когда маркизу Брукхейвену, женатому на ослепительной красавице Мелинде, не было ровным счетом никакого дела до молоденьких дебютанток.

Дейдре погладила мужа по голове, убрала прядь с гордого высокого лба.

– Ты глупый и упрямый, – тихо произнесла она. – Честно говоря, я даже не знаю, за что люблю тебя.

Колдер не любил ее. Как можно любить незнакомку?

Теперь уже Дейдре понимала, что весь ее хитроумный план по завоеванию сердца маркиза Брукхейвена никуда не годился. Не надо было первой делать ему предложение. А ведь тогда она очень гордилась собой, потому что подошла к делу с умом. Выбрала самый подходящий момент, когда Колдер был наиболее беззащитен и потому уязвим, и выдвинула именно те аргументы, с которыми он с наибольшей вероятностью должен был согласиться.

Дейдре вела себя в точности как Тесса, только еще хуже, потому что мотивы Тессы были всегда ясны и понятны. Тессе нужны были деньги и внимание мужчин, что льстило ее тщеславию. Любви она никому дать не могла, и это было известно всем, включая саму Тессу.

Но Дейдре вела куда более крупную и куда более лицемерную игру. Она предложила бессердечный союз, и при этом каждое ее слово было ложью и вероломством, потому что целью этого «бессердечного» союза всегда было и оставалось завоевание сердца Брукхейвена. А теперь у нее не осталось даже надежды на то, что он узнает правду.

И что же теперь делать? Время не повернешь вспять. Не может она вернуться в тот день, когда шестнадцатилетней дебютанткой влюбилась в Брукхейвена, чтобы начать древнюю как мир игру, пытаясь завоевать его тем набором средств, каким обычно пользуются женщины. И добиться того, чтобы уже он начал за ней ухаживать, пытаясь ее завоевать. Мужчина не станет ухаживать за собственной женой!

Если только не…

Дейдре перевернулась на спину и уставилась в потолок. Угли в камине почти догорели, и красноватые отблески превращали громадную комнату в таинственную пещеру, в которой нет ни одного прямого угла.

Ей не удалось прийти к победе окольным путем.

Возможно, пришло время испробовать путь прямой, но тернистый.

Глава 40

Через несколько часов Дейдре уже подъезжала к дому на Примроуз-сквер, где когда-то жила с Тессой. Карета была битком набита произведениями Лементье, заботливо упакованными сноровистой камеристкой. Сообщая дворецкому о своем намерении покинуть Брук-Хаус, Дейдре никак не ожидала, что ее решение будет принято с пониманием.

Судя по всему, решающим фактором для Фортескью явились оставленные Баскином на ее предплечьях синяки, при виде которых посеребренный сединами дворецкий заметно побледнел.

– Я был здесь в тот день, когда умерла леди Брукхейвен, – замогильным голосом сообщил Фортескью, – и я знаю, что любой мужчина, даже такой джентльмен, как его светлость, может утратить самоконтроль и зайти слишком далеко.

Дейдре решила, что не будет развивать эту тему, и промолчала.