Цена крови - страница 130
Сейчас было очень поздно, уже давно заступил второй ночной караул, и вместо ответа Этельред приказал вошедшему следом за ним камердинеру принести еще свечей.
– А также добавь углей в светильник. Затем приготовь мою одежду на ночь и оставь нас. – Эмме он сказал лишь одно слово: – Вина.
Она подошла к столу, где наготове стояли кувшин и чаши, налила вина и принесла ему. Он сделал долгий глоток, все еще не отвечая на ее вопрос. Пока слуга выполнял приказание, Этельред расхаживал по комнате в угрюмом молчании. Одолеваемая дурными предчувствиями, она молча следила за ним, ожидая, когда он заговорит сам.
Два дня в Лондоне пересказывали страшные подробности нападения на Кентербери. Собор и прилегающая к нему территория были выжжены, а сам город разграблен. Королевский дворец и дворец архиепископа были разрушены, а самого Кентербери в том виде, в каком она узнала его, впервые приехав в Англию, больше не существовало. Пока что ей только не было известно, сколько при этом погибло людей.
Как ни пыталась, она до сих пор не могла угадать, что король предлагает делать в такой ситуации.
Прямая атака была маловероятна. Датчане взяли Кентербери хитростью, приехав на праздник Воздвижения Креста Господня, когда собор был забит верующими, чтившими останки Святого Креста. Всего несколько человек оставили следить за городскими воротами, и враг рассчитывал, что сможет войти через них почти без сопротивления. И их расчет оправдался. Теперь же мощные стены Кентербери будут защищать викинги, и дозорные проявят бдительность. Любая попытка взять город силой унесет много жизней и, скорее всего, окажется безрезультатной.
Сама она не могла придумать ничего другого, кроме как предложить очередной выкуп, даже несмотря на то, что король уже обязался весной доставить еще двадцать четыре тысячи фунтов серебра – оставшуюся часть из сорока восьми тысяч, которые обещали датчанам с самого начала.
Ее сильно тревожило то, что, возможно, датчан в данном случае интересовали не деньги.
С тех пор как она впервые услышала об этом нападении, в голове у нее все время крутилась мысль о присланном матерью на Пасху предупреждении, что Англию ожидает какая-то катастрофа. Возможно, взятие Кентербери станет только началом новой волны бедствий?
Она продолжала следить за супругом, все так же шагавшим по комнате в полной тишине, нарушаемой лишь шорохом движений слуги. Когда тот наконец выскользнул за двери, она повторила свой вопрос.
– Что вы будете делать?
Он опять не ответил, а лишь подошел к столу, где стоял кувшин, и налил себе еще вина.
Вероятно, у него просто не было ответа.
– Мне не следовало посылать Эльфеха договариваться с датскими военачальниками, – в конце концов сказал он. – Никогда больше не стану посылать священников вести переговоры с врагом. Это не просто бесполезно, это вредит.
– Вы послали туда Эльфеха, поскольку считали, что он заслуживает доверия, – напомнила она ему.
– И посмотрите, к чему это привело! Несмотря на все его старания, датчане в марте разорили Кент и Сассекс, а теперь они еще и взяли Кентербери. Словно сам дьявол спустил на нас этих псов.
Стоя возле светильника с углями и глядя на него, она не могла найти в своем сердце ничего, кроме сочувствия его гневу и крушению всех его планов. Датчане полностью разбили его и на поле битвы, и за столом переговоров. А теперь они еще раз подорвали его доверие к ним, разграбив Кентербери. Это было чудовищное преступление, и Лондон кипел слухами о том, какие ужасные вещи они могут совершить после этого.
– Они как-то объясняют, почему нарушили перемирие? – спросила она.
– Они говорят, что это не имеет отношения к перемирию. Они утверждают, что Эльфех убил Хемминга и что это нападение – месть. – Он подошел к окну и, отдернув в сторону кожаную занавеску, уставился в темноту. – Они взяли более двух сотен заложников, – сказал он. – Самыми знатными из них являются Эльфех и епископ Рочестерский, но в Кентербери, когда он пал, было много дворян и высокопоставленных священников. Аббаты, пастыри, монахи. Господи! Они взяли в плен даже монахинь.
Когда он распахнул занавеску, в комнату ворвался ночной воздух, и Эмма вдруг почувствовала озноб. Но задрожала она не от прохладного ветра, а от его слов. Что случится с женщинами, которые в руках у датчан? Пресвятая Дева, теперь, возможно, уже слишком поздно. Она подошла к амбразуре окна, у которой он стоял.
– Женщин нужно освободить, – настойчивым тоном начала она, – прежде чем…
– Датчане не отпустят их без какой-то компенсации, – со злостью в голосе перебил он ее. – Вы, разумеется, и сами это прекрасно знаете.
Да, она знала это даже слишком хорошо. Взятие заложников было любимой тактикой датчан. Ради выкупа они могли захватить и удерживать что угодно и кого угодно – книги, реликвии, невинные жертвы. Семь лет назад ценой за ее собственную голову стала бы половина Англии, если бы Свену Вилобородому удалось доставить ее к себе на корабль, как он намеревался.
– И сколько они хотят?
– Мы пока не знаем этого, – сказал он, отворачиваясь от окна, – однако выкуп за архиепископа и епископа будет немалым. Они просят отправить трех невооруженных посланников в Кентербери, чтобы встретиться с их вожаками и выслушать их требования. Трое датчан останутся здесь в качестве гарантии того, что нашим посланникам не причинят вреда.
Значит, в конце концов они все-таки хотят денег. Это уже было своего рода облегчением.
– Кого же вы пошлете? – Если бы это зависело от нее, она направила бы туда Этельстана, но король никогда не согласится на это. Он не доверял своим сыновьям.
