Благородный дикарь - страница 45

– Пока не знаю, но я что-нибудь обязательно придумаю. Прошу тебя, верь мне хоть немного.

– Я пытаюсь, но… О господи, это самый тяжелый день в моей жизни, и чем дальше, тем хуже.

В глазах Джульет стояли слезы, нижняя губа дрожала, и Гаррет подошел к ней, чтобы успокоить, но она зло выкрикнула:

– Оставь меня в покое!

– Я не могу видеть твои страдания.

– В таком случае уходи. Прошу тебя…

Он подошел к ней ближе.

– Неужели все так плохо? Хуже, чем в тот день, когда ты покинула Бостон, чтобы приехать сюда?

Она отмахнулась от него и отвернулась, скрывая слезы.

– Хуже, чем при нападении на дилижанс разбойников?

Она не хотела отвечать: лишь глубоко вздохнула, закусив дрожащую нижнюю губу, а он едва слышно спросил:

– Даже хуже, чем в тот день, когда погиб Чарльз?

– Ничего не может быть хуже этого, – прошептала Джульет, с трудом подавив рыдание и шагнув в сторону. – Ничего!

Гаррет молча подошел к ней сзади, так близко, что она почувствовала его дыхание, нежно прикоснулся пальцем к щеке и, заложив за ухо выбившуюся прядку, мягко произнес:

– В таком случае можно считать, что это не самый худший день в твоей жизни.

Ей очень хотелось откинуться назад, на сильную мускулистую грудь, и выплакаться. Но нет, она этого не сделает. Разве может этот взрослый ребенок разделить с ней боль, страх и тревогу, если не способен даже сообразить, куда их поселить, что с ними делать и на какие средства содержать?

Джульет резко отстранилась и, схватив дочь на руки, крепко прижала к себе.

– Если ты все сказал, то оставь меня в покое.

– Нет, не все. Я принял к сведению ваши претензии, мадам, и обещаю в дальнейшем буду расходовать деньги экономнее.

Гаррет произнес это вежливо и холодно, затем пересек комнату и зажег еще одну свечу. Прижавшись щекой к пушистой головке дочери, Джульет молча наблюдала за ним.

Откуда-то снизу доносились взрывы смеха.

– Прости меня, Гаррет, я наговорила лишнего, – сказала она наконец.

Он пожал плечами, но к ней не повернулся.

– И ты меня прости. Не такой доли ты заслуживаешь. И Шарлотта…

– Может быть, нам обоим просто постараться сделать лучше то, что имеется?

Он кивнул, не отрывая взгляда от пламени свечи.

– Я не хотела тебя обижать, – объяснила Джульет, но тут же поняла, что это прозвучало неубедительно, робко подошла к нему сзади и коснулась локтя. – Просто я очень устала и… боюсь. Ты же, наоборот, совершенно спокоен и безразличен к нашей судьбе. Это меня и разозлило. Наверное, мне хотелось, чтобы наши проблемы касались и тебя.

Гаррет наконец повернулся, взял ее за руку и признался:

– Ах, Джульет, я тоже беспокоюсь. Только какой смысл показывать это? Ни жилья, ни еды нам это не обеспечит.

– Пожалуй, ты прав.

Они стояли так близко друг к другу, и каждому очень хотелось утешить и успокоить другого. Гаррет, который все еще держал ее руку, погладил ее по костяшкам пальцев, и она почувствовала легкую дрожь во всем теле, но была твердо намерена игнорировать.

– Знаешь, – вдруг сказал он с улыбкой, – то, что поначалу меня так разозлило, теперь кажется довольно забавным.

– Что же в этом забавного? – в недоумении спросила Джульет.

– А разве не забавно, что мы с тобой только поженились, и у нас уже первая ссора из-за денег? Мой брат, наверное, перевернул пол-Англии, разыскивая нас, а мы с тобой где в это время находимся? В самом фешенебельном борделе Лондона! Ну не забавно ли?

Джульет покачала головой:

– Не вижу в этом ничего забавного.

– Неужели? А вот я вижу, – с вызовом заявил Гаррет, явно поддразнивая ее, и, взглянув на него, она, сама того не желая, улыбнулась.

Высокий, широкоплечий, Монфор с головы до ног, он был великолепен. Она понимала, что не должна поддаваться его обаянию: ведь это не Чарльз, а всего лишь его непутевый брат! – но сами собой страхи за их будущее отодвинулись куда-то на задний план. Только супруг неправильно истолковал причину ее молчания.

– Ладно, Джульет, если ты не видишь в нашем положении ничего забавного, то, может, Шарлотта думает по-другому. – Он забрал у нее девочку, положил на кровать и принялся тормошить. Скоро девочка уже вовсю смеялась и попискивала от удовольствия. – Вот видишь, дочурке это тоже кажется забавным. Ведь правда, малышка?

Шарлотта радостно ворковала, пуская пузыри, и Джульет залюбовалась этой идиллией: он – такой высокий, сильный, мужественный, и ее дочь – такая крошечная и беспомощная. Было очень странно видеть ненадежного Гаррета де Монфора в роли отца, а он, похоже, в этой роли чувствовал себя как рыба в воде.

И Джульет наконец осознала то, в чем боялась себе признаться: ее влечет к нему, причем так сильно, что это пугает.

Гаррет тем временем наклонился к Шарлотте и, чуть не касаясь ее носом, скорчил смешную рожицу. Девчушка радостно повизгивала, и это было так забавно, что Джульет, сама того не желая, рассмеялась. Гаррет тоже расхохотался, и в комнате сразу стало как будто светлее.

У Джульет вдруг защемило сердце, и не к месту подумалось: «С Чарльзом мне никогда не было так весело. Вряд ли перспектива провести ночь в борделе показалась бы ему забавной».

Но Гаррет не Чарльз.

– Видишь, Джульет, малышка считает, что это забавно, и наверняка хочет, чтобы ее мама перестала грустить. Правда, она очень красивая, когда улыбается?

Джульет покраснела.

– Не пытайся подольститься ко мне, Гаррет.

– Подольститься? Но это действительно так.

– И нечего улыбаться!

– Это еще почему? – удивился Гаррет.

– Потому что ты меня раздражаешь еще сильнее.