Благородный дикарь - страница 46

– Ты ведь на меня не сердишься, Джульет. – Он сбросил сапоги, улегся на кровать и, посадив Шарлотту себе на грудь, с улыбкой добавил: – Уже не сердишься.

Теплый, манящий взгляд голубых глаз так и притягивал, словно приглашая устроиться рядом. Он самым бессовестным образом соблазнял ее, но хуже было другое: сердце у нее сладко замерло в предвкушении, соски набухли и затвердели, а лоно…

– Ты будешь счастлива со мной, Джульет, обещаю! – заявил он, весело поблескивая глазами. – Только отнесись ко мне с пониманием и наберись терпения, а я постараюсь поскорее превратиться из бесшабашного холостяка в любящего мужа. – Он усмехнулся. – Ведь я, как известно, непутевый.

Помолчав, Гаррет добавил:

– Люсьен говорит, мне надо повзрослеть. Ты тоже так считаешь?

– Ты, кажется, гордишься тем, что ведешь себя порой как ребенок?

– Горжусь? Нет. Видишь ли, Люсьена судьба лишила детства: он унаследовал титул еще будучи подростком. Бедняга! Ему пришлось нелегко.

– Понимаю, нелегко остаться без отца: я знаю это по собственному опыту.

– А мы потеряли сразу обоих родителей. У мамы были очень тяжелые роды, она сильно кричала, и отец, чтобы не слышать, поднялся наверх, в одну из башен, но крики доносились и туда. Не выдержав, он поспешил обратно, к ней, и сорвался с лестницы. – Гаррет на мгновение замолчал, и взгляд его стал задумчивым и печальным. – Его нашел Люсьен.

– Ох, Гаррет… – Она с сочувствием посмотрела на мужа. – Чарльз мне об этом не рассказывал.

– Неудивительно: Чарльз не любил распространяться о семейных делах. Смерть отца, а потом и матери, которая наступила вскоре после родов от горячки, оставила неизгладимый след в душе Люсьена. Другой бы на его месте стал пить, чтобы забыться, но Люсьен не таков. Пережить горе ему помогало повышенное чувство ответственности не только за свои обязанности, но и за каждого из нас. Жить с ним под одной крышей было так же комфортно и радостно, как в Ньюгейтской тюрьме.

Гаррет усмехнулся и печально продолжил:

– Думаешь, почему Чарльз ушел в армию? Думаешь, почему у всех нас плохие отношения с Люсом? Да потому, что он так и не научился радоваться жизни. Ему никогда не приходило в голову над кем-нибудь подшутить, кого-нибудь разыграть, набедокурить – то есть пожить так, как живут большинство подрастающих сорванцов. Люсьен ко всему относится серьезно. Я бы, например, ни за что так не смог. Жизнь слишком коротка.

Она подошла ближе и примостилась на самом краешке кровати.

– И поэтому одно из твоих развлечений – поить свиней спиртным?

– Значит, ты об этом слышала?

– Да, однажды за завтраком.

– Подобное я проделываю только тогда, когда бываю пьян. Впрочем, о своих приключениях в трезвом состоянии не решаюсь даже рассказывать.

– А мне и не хочется о них знать.

Они оба рассмеялись, и на какое-то мгновение все их проблемы отступили на задний план, а в комнате остались только они втроем, беззаботные и счастливые. Но мгновение прошло, выражение лица Гаррета стало серьезным, шутливый тон исчез, и он тихо сказал:

– Смотри не повтори судьбу Люсьена: не растрачивай свою молодость, энергию и любовь на то, чего не вернешь.

Джульет опустила голову, потрясенная неожиданной мудростью его слов. Он, конечно, говорил о Чарльзе. Она не слышала от него ни слова упрека в тот ужасный момент в церкви, он простил ей жестокое сравнение их с братом, он ни словом не обмолвился о миниатюре Чарльза, которую она по-прежнему носила на шее! Гаррет все это прекрасно видел, но ни разу не выразил недовольства и не проявил ревности, понимая, что не он властитель ее сердца и, возможно, никогда им не будет. Джульет с трудом проглотила ком, образовавшийся в горле. Оказывается, муж не только терпелив и благороден, но и гораздо более мудр, чем она полагала.

– Ничего не могу с собой поделать: я все еще чувствую, что обязана хранить ему верность, хотя его нет в живых и я уже вышла замуж за тебя. Понимаю: это глупо, – но у меня, наверное, еще слишком свежа рана и воспоминания.

– Воспоминания останутся, но ведь не согреют твою постель ночью.

– Он так рано ушел из жизни…

– Так уж случилось, что его жизненный путь оказался коротким. Хорошо зная своего брата, я уверен, что он не хотел бы, чтобы ты так о нем горевала, и предпочел бы знать, что ты счастлива.

Он, конечно, прав, но от этого не легче. Джульет прижалась щекой к головке Шарлотты и смахнула ладонью слезы, выступившие на глазах, понимая, что он смотрит на нее, и чувствуя его взгляд – добрый, нежный, понимающий.

– Ты очень на меня сердишься? – спросила она.

– Конечно, нет, – улыбнулся Гаррет. – А ты меня простила?

– Нет, это ты меня прости… – Она покачала головой и, шмыгнув носом, утерла слезинку, скатившуюся по щеке из правого глаза. – За то, что произошло сегодня в церкви… с кольцами…

– Забудь.

– Мне до сих пор неловко: чувствую себя ужасно. Я тебя обидела, да еще в присутствии друзей…

Он покачал головой и улыбнулся:

– Иди сюда, Джульет: хватит заниматься самобичеванием.

– Нет… я не готова…

– Ш-ш-ш. Я все понимаю и просто хочу, чтобы ты посидела со мной рядом. Вот и все. Ты и так многое пережила одна, так зачем еще и это переживать в одиночку.

Он чуть подвинулся, давая ей место, и, помедлив немного, она села рядом и сразу же ощутила тепло его тела и исходившую от него спокойную силу. Сердце ее учащенно забилось, кровь прилила к щекам. Перед его обаянием и притяжением она оказалась беспомощной и не могла больше притворяться, что не замечает его чувств. На какое-то мгновение их взгляды встретились: его – теплый и понимающий, и ее – смущенный и встревоженный, – потом он улыбнулся, приобнял ее за плечи и привлек к себе. Она напряглась, не решаясь прильнуть к нему, положить голову на грудь, и едва осмеливалась дышать, ощущая его сильное тело под тонкой сорочкой и улавливая мужской запах.